Девчонка в себя все не приходила. Посадили стеречь ее отца Якова, а сами взялись таскать трупы. Нашли в одном из фургонов здоровенную тряпку, запасной тент что ли, откромсали от нее кусок. Потом останки упырей сгребли на него и стащили все в одну кучу на обочине в голове колонны. Местных же выложили в ряд ближе к хвосту. Насчитали двадцать два трупа рогатых. Хвосты кстати обнаружились не у всех и, как и рога, были разных размеров, у кого подлиннее, у кого покороче. Еще одно тело от человеческого решительно ничем не отличалось. Заодно собрали все оружие и сложили в кучу рядом с трупами.
Местная пришла в себя только через четыре часа. Стингер уже предлагал с кого-нибудь берцы снять и использовать вместо нашатыря. Зачем спрашивается, если сам нашатырь есть. Но обошлось без экстренных мер. Девчонка дернулась, пробормотала что-то себе под нос и захлопала ресницами, пытаясь сообразить, где находится и что происходит. Я как раз сменил на посту возле нее отца Якова, который, наконец, очухался достаточно, чтобы перекусить.
Девушка недоуменно осмотрела нашу компанию, что-то спросила, попыталась встать и, со стоном рухнув обратно, видимо вспомнила все произошедшее.
— Пить хочешь? — спросил я. Нет, смотрит не понимающее. Я попробовал еще раз: — Есть будешь?
Хотя чего я спрашиваю, пить она точно хочет. Я отстегнул фляжку и поднес ей ко рту. Девчонка левой здоровой рукой уверенно фляжку у меня отняла, и лихо к ней приложилась. Гляди-ка, быстро оклемалась. Человек после такой потери крови ни хрена бы не соображал и с координацией движений были бы серьезные проблемы. И общая слабость. Эта же явно чувствует себя, похоже, вполне пристойно. Мимоходом пощупал ей лоб — жара нет. Странно, мы точно всю заразу из ран вычистить не могли, они просто обязаны были воспалиться. И соответственно должна была подняться температура.
Когда притронулся ко лбу, девушка чуть дернулась в сторону и вопросительно на меня посмотрела. Не дождавшись ответа, опять приложилась к фляжке. И тут Комар вскрыл банку с разогретой тушенкой для нашего священника. Девчонка встрепенулась, и начала хищно принюхиваться. Ну что ж, будем считать, что на оба моих вопроса она ответила утвердительно.
— Комар, гони сюда тушняк, — сказал я, — Шестому еще погреешь.
Сапер усмехнулся, подошел и поставил открытую банку у левой руки девушки. Та сунула фляжку мне, ухватилась за консервы и, конечно же, обожглась.
— Скарма,[8] — сказала она, вцепившись пострадавшими пальцами в мочку уха и виновато мне улыбаясь. Гляди-ка, некоторые медицинские суеверия в наших мирах совпадают. Пара моих знакомых девушек точно также хватались за ухо, обжегшись на кухне о горячую кастрюлю. А вот дальше она начала действовать крайне нехарактерно для земных девушек. Поерзала немного, согнула левую ногу в колене, проигнорировав сползшее одеяло, и наружу вынырнул хвост. Костяной наконечник раскрылся, как книга, оказавшись внутри поросшим такой же шерстью, как и вся остальная конечность, обхватил банку и хвост, хитро изогнувшись, поднес ее к лицу. Похоже, никаких неприятных ощущений от соприкосновения хвоста с горячей жестянкой девушка не испытывала. Зато она с удовольствием принюхалась, ухватила кончиками пальцев кусок мяса, подула на него и бросила в рот. Прожевав, облизала с пальцев жир.