В том, что сказал Алексей Толстой, что повторили тысячи авторов следом за ним, нет неправды. Тыл действительно помогал фронту всеми силами, делился последним, действительно жил предстоящей победой, приближал ее, действительно не жалел себя. И мы, послевоенные, искренне верили, что был только энтузиазм, что все до единого в тылу работали до изнеможения по доброй воле, по зову души, без всякого насилия. Правда, в узком кругу случайно узнавали, что все было не совсем так, как нам рассказывали приходившие в школу ветераны, что в книгах пишут правду, но неполную. Что о многих значительных фактах просто не принято писать и говорить.
Время перестройки оживило память тех, кто больше молчал. Мы вслух заговорили о том, что многие годы не могли прочитать в газетах. А потом одно издание за другим стали выдавать шоковую информацию о минувшем. Взглянув по-иному на известные события, мы вдруг стали отчетливо осознавать, что наряду с героическим в нашей истории немало трагического. Возникло много вопросов, ответы на которые не даны и по сей день. Почему в городе, окруженном лесами, солдатки замерзали от холода? Почему на дрова шли надворные постройки? Почему у рубленых изб спиливали на дрова углы? Почему в деревне пухли с голода дети и смертей было не меньше, чем на фронте?
Через много лет после войны моя мать накануне праздника Победы начала пересчитывать соседей — кто погиб на фронте, кто умер от голода, кого задавило на заводе. И количество погибших там и умерших здесь, на нашей улице, оказалось не в пользу тыла. Почему?
И, наконец, главный вопрос, который встал неожиданно именно в последние годы: почему мы в войне потеряли почти в три раза больше людей, чем воюющая с нами Германия?
Вопросы. Вопросы. Разом на них не ответить. Видимо, необходим коллективный разум, свидетельства очевидцев, особенно тех, кто многие годы молчал. Видимо, необходимо по-новому, с позиций нашего времени, осмыслить прошлое страны.
Каждую субботу в редакции челябинской областной газеты члены общественного совета проводят прием граждан. Пришлось вести его и мне. В одно из первых дежурств в совет пришел немолодой уже человек и рассказал о судьбе своего отца, который не был арестован — сам явился в военкомат по повестке, не был судим, но всю войну провел за колючей проволокой, а потом умер на поселении.
— А кем был ваш отец до войны?
— Работал учителем в школе, учил детишек математике и немецкому языку, пока его не мобилизовали в трудармию…
— В стройбат? — спросил я.
— Нет, в трудармию. Это не совсем одно и то же. Это стройбат, но за колючей проволокой. Трудармеец был приравнен к заключенному. Это почище любого стройбата. Вы знаете, миллионы людей были направлены в трудармию. В Челябинске трудармейцы вместе с военными строителями в годы войны построили металлургический комбинат, многие предприятия в Металлургическом районе, строили они и жилье. Много их там погибло…