— Что же все-таки не так? — наконец спрашивает Аксель.
— А почему что-то должно быть не так?
— Ты напряжен и не разговариваешь. Поэтому вполне естественно предположить — что-то не так.
— Я всегда напряжен перед снятием информации.
— Но не в такой мере.
— Он не пожелал со мной говорить.
— Боб не пожелал?
— Я спросил его, как идут дела с контрактом по переоборудованию «Нимица». Он ответил, что его корпорация делает большие успехи в Саудовской Аравии. Я спросил, как идут его переговоры с адмиралом Тихоокеанского флота. А он спросил, когда я привезу Мэри в Мэн на уикэнд. У него даже лицо изменилось.
— В каком смысле?
— Он зол. Кто-то предупредил его насчет меня. И по-моему, он больше злится на них, чем на меня.
— А что еще? — терпеливо говорит Аксель, зная, что у Пима всегда есть запасная дверь.
— Меня «вели» до его дома. Зеленый «форд» с затемненными стеклами. Поскольку ждать им было негде, а американские сыщики не ходят пешком, они уехали.
— Что еще?
— Перестань спрашивать — что еще!
— Что еще?
Внезапно между ними пролегла пропасть осторожности и недоверия.
— Аксель, — наконец произнес Пим.
Пим обычно не обращался к нему по имени — правила шпионажа удерживали его от этого.
— Да, сэр Магнус.
— Когда мы были вместе в Берне. Когда мы были студентами. Ты тогда ведь не занимался?
— Не занимался как студент?
— Не занимался шпионажем. Не шпионил ни за Оллингером. Ни за мной. В те дни у тебя не было кураторов. Ты был самим собой.
— Я не шпионил. Никто меня не вел. Никому я не принадлежал.
— Это правда?
Но Пим уже знал, что это так. Он это узнал по злости, редко вспыхивавшей в глазах Акселя. По торжественности тона и возмущению, звучавшему в его голосе.
— Это ты сделал меня шпионом, сэр Магнус. Не моя это была идея.
Пим смотрел, как он раскуривает сигару, и заметил, как подрагивает пламя спички.
— Это была идея Джека Бразерхуда, — поправил его Пим.
Аксель затянулся сигарой, и плечи его сразу расслабились.
— Неважно, — сказал он. — В нашем возрасте это не имеет значения.
— Бо дал разрешение допросить с пристрастием, — сказал Пим. — В воскресенье я вылетаю в Лондон держать ответ.
* * *
Ему ли говорить Акселю о допросе? И притом с пристрастием? Разве можно сравнить ночные бдения двух бесхребетных юристов Фирмы в конспиративном доме в Суссексе с практикой электрошоков и лишений, которым на протяжении двух десятилетий время от времени подвергался Аксель? Я краснею сейчас при одной мысли о том, что вообще произнес эти слова. В 52-м году, как я узнал позже, Аксель разоблачил Сланского и потребовал для него смертной казни — не слишком громко, так как сам был уже наполовину мертвецом.