— Ты дурак.
Мне показалось, что без этой фразы мой день не мог начаться. В редакции газеты я встретил инспектора управления, которого прислал новый владелец. Это был тип лет пятидесяти в темном костюме. У него было кислое выражение и желтый цвет лица, как у плохой новости. Он молча проходил мимо нас, стараясь никому не покровительствовать взглядом. Журналисты — это хрупкая профессиональная категория. Когда они теряют работу, они лишаются своих льгот, таких же важных для них, как и их зарплата. Это ремесло, где за все расплачиваются льготами. По мере того как они привыкают к оплате своих развлечений: поездки, книги, DVD, места в театре и в кино, пирушки и такси, — они становятся как дети. И когда начальник их увольняет, они переживают это, как будто их родители умерли во второй раз.
Ответственный за страницы культуры был старым лисом из комитета предприятия, несмотря на свои тридцать четыре года, создававшие впечатление всех пятидесяти. У него был вид длинной бесформенной губки, с глазами навыкате, ранней лысиной и таким цветом лица, будто он не спал с самого рождения. Его кремовая рубашка вечно вылезала из коричневых штанов. Он был способен посчитать в уме оклады всех работников газеты. Мы определили дату для созыва чрезвычайного комитета предприятия. «Портал» стало самым произносимым словом в редакции. Кто его возьмет? За какую цену? Сколько времени он будет открыт? Три месяца? У нас были проблемы с наборщиками, в слабости которых их сила: они обходятся недорого и работают, по крайней мере, чего-то стоят, когда работают, тогда как всякий другой работник — это затраты для газеты и вдобавок сомнительная продуктивность. Отправить наборщика на пенсию нельзя, потому что у него ее нет: чтобы он ушел, ему надо выплатить вознаграждение, даже если он слишком стар, чтобы успеть его потратить.
На улице Рей я взял кое-что из вещей. Надобности в несессере не было, все необходимое было в ванной Аннабель в нескольких экземплярах. Там были даже две бритвы «Match 3» с набором лезвий. Девушка еще не вернулась с работы, когда я пришел на улицу Батиньоль. Зазвонил телефон. Я снял трубку, думая, что это она. Мне казалось возможным, что я явился ей в галлюцинациях, свойственных влюбленным, когда я вошел в квартиру, и она захотела сказать мне «добро пожаловать».
— Алло?
— Алло? Кто это?
Я узнал голос Фабьена. Я понял, что он не мог дозвониться Аннабель на ее мобильный телефон. Она фильтровала звонки, и он был в фильтре, как комар в противомоскитной сетке.
— Это ты, Жиль? Алло? Кто вы?