Денарий кесаря (Санин) - страница 31

            - Положено, значит берите! – отрезала она. И насильно всунув сдачу в руку продолжавшего отказываться пассажира, с чувством исполненного долга удалилась на свое место.

            Мужчина растерянно посмотрел на новенькие пять копеек 1988 года, не зная, что теперь с ними делать. Заметив, что старушки поднялись, чтобы выйти на площади, около которой была церковь, он подошел к ним и попросил:

            - Тогда уж поставьте, пожалуйста, на них свечку, что ли…

            Одна из старушек с доброй улыбкой взяла пятак, а другая строго спросила:

            - Как звать-то?

            - Кого? – не понял мужчина.

            - Ну, вас или того, за кого ее ставить!

            - А-а… Василий Иванович! - понимающе кивнул мужчина и на всякий случай добавил: - Голубев.

            - Для Господа Бога достаточно и одного имени! – заметила строгая старушка и деловито уточнила: - О здравии или упокоении?

            - Зачем за упокой? Конечно, о здравии! - испугался мужчина и просительно улыбнулся: - И… если можно, еще - на удачу!

            - Это не скачки на ипподроме, чтобы на что-то ставить! – с укором начала стыдить его строгая старушка, но та, что добрее, успокаивающе шепнула:

            - Поставим-поставим… Не сомневайтесь – Господь поможет!

            Трогательно помогая одна другой, старушки спустились по ступенькам. А Василию Ивановичу Голубеву еще нужно было ехать две остановки до вокзала, где, как можно скорее выскакивать из автобуса, и снова бежать, чтобы успеть на первую электричку…

2

  Василий Иванович никак не мог согласиться с этим…

            Прислонившись к холодному стеклу едва протапливаемого вагона, Василий Иванович снова прикрыл глаза и, прикрывая ладонью рот, сладко зевнул. Больше всего в жизни он не любил ранних подъемов и больших скоплений народа, когда, как говорится, яблоку негде упасть. Поэтому рыбалки и футбол на стадионах были не для него. Нет худа без добра – из-за больного сердца не пришлось служить и в армии, с ее многолюдной казармой и ежедневным криком дневального ни свет ни заря: «Рота, подъем!»

            Но вот ведь порой как бывает в жизни: уже скоро год, как эти две самые ненавистные вещи раз в неделю становились для него самой большой, долгожданной радостью. Да что радостью – настоящим праздником!

            Все дело было в том, что каждое воскресенье Василий Иванович ездил в Москву, в клуб нумизматов.

            Василий Иванович достал из нагрудного кармана листок бумаги, в котором с вечера записал, что нужно сделать сегодня, и принялся изучать его. В нем было всего три записи. Первая гласила: «Передать д.Т. – А.Т.»