Ловко торгуясь с простодушными крестьянами, он купил мясо, свиных ножек,
козьего сыра, масла. В овощном ряду загрузил Армена репой и яблоками. Здесь его
застали удары колокола, возвещавшие о прибытии новой партии рыбы, и вместе со
всеми покупателями агоры он заспешил к рыбному ряду.
В этом самом шумном и многочисленном ряду уже важно расхаживали рыночные
надсмотрщики — агораномы, следившие, чтобы торговцы не поливали рыбу водой, а
продавали ее быстрее.
Здешние купцы, в отличие от всех других, были хмурыми и неразговорчивыми.
— Это моя рыба, и цена моя! — только и слышалось кругом. — Ступай дальше!
— Ничего! — огрызались афиняне, — посмотрим, что ты запоешь, когда твоя
рыба начнет засыпать!
Но рыба успевала перекочевывать из осклизлых ящиков в корзины покупателей
задолго до того, как ей уснуть.
Нигде в мире не любили рыбу так, как в Афинах, предпочитая ее всем
остальным продуктам. И сколько бы ящиков ни привозили ежедневно на агору с
Эгейского и Внутреннего морей и даже Эвксинского Понта1,
разбиралось все до мельчайшей рыбешки.
Если бы не
запрет агораномов, то эти надменные торговцы были бы самыми богатыми, а афиняне
— самыми бедными людьми на земле.
И тем не менее Эвбулиду удалось выгодно поторговаться даже здесь.
Поистине этот день был счастливым для него!
Довольный, он проследил, как в корзину шлепнулись морские ежи, сверкающий
тунец, жирный эвксинский угорь и несколько кровяных крабов.
Теперь можно было и в цветочный ряд, покупать гирлянду для венков во
время пира.
Самая скромная гирлянда из роз лежала перед молодой женщиной в стареньком
пеплосе. Коротко остриженные волосы обозначали, что она носит траур по близкому
человеку.
Эвбулид мысленно разделил гирлянду на четыре части и, убедившись, что ее
хватит, чтобы им с Квинтом дважды сменить венки, спросил:
— Сколько?
— Сколько будет не жалко достойному господину...
— А может, мне не жалко всего лишь обол? — усмехнулся Эвбулид.
— О, господин! Побойся гнева богов...
— Значит, два обола?
— Три... — чуть слышно прошептала женщина и робко взглянула на
покупателя.
Эвбулид достал кошелек и упрекнул ее:
— Ты совсем не умеешь торговаться! Кто же так говорит: три... —
передразнил он и твердо повысил голос: — Надо говорить — три! Твое счастье, что
у меня сегодня большой праздник!..
Он покосился на короткую прическу женщины и смущенно кашлянул:
— Прости, я радуюсь, а у тебя горе... Кто умер? Отец? Мать?
— Муж...
Рука Эвбулида дрогнула.
— Какое несчастье!
— Да, он полгода назад упал с лошади и разбился...
— И у тебя есть дети? — посочувствовал Эвбулид.