— Трое девочек...
— А твои родители?
— Они умерли. Давно...
— Как же вы живете одни?!
— Так и живем... Я покупаю розы, и мы все вместе плетем из них эти
гирлянды. Плетем и плачем, потому что можем покупать все меньше роз, и с каждым
разом наши гирлянды становятся все короче…
— Но ведь это ужасно... — пробормотал Эвбулид. — Как же вы будете жить
дальше?
— Если б я знала! Еще месяц — и мне придется продать в рабство старшую
дочь, а ей всего тринадцать лет... Иначе не выжить моим младшим деткам...
— Как это ужасно... — повторил Эвбулид.
— Что делать!.. Кому нужна в этом городе бедная вдова с ее несчастными
детьми?
Женщина сквозь слезы взглянула на Эвбулида и протянула гирлянду:
— Ты добрый, и если хочешь помочь нам, купи гирлянду за три обола...
Эвбулид вытряхнул на ладонь монеты и выбрал среди меди тетрадрахму:
— Вот тебе четыре... нет — восемь драхм! И еще три обола детям на
сладости. И не смей, слышишь, не смей благодарить меня!
Стараясь не смотреть в глаза несчастной, он сам вложил в ее ладонь
монеты, бережно уложил гирлянду в корзину, подставленную Арменом. И, под его
гордым за своего хозяина взглядом, заторопился нанимать повара.
Полтора десятка наголо остриженных поваров поджидали богатых афинян в
специальной части агоры. Некоторые подпоясали себя так, чтобы был виден
выпирающий живот. Это у них означало: глядите, граждане, я — сыт, значит, умею
вкусно готовить!
Но у Эвбулида была своя точка зрения на этот счет. Видя в таких поварах
прежде всего обжор, которые непременно объедят и нанявшего их господина, он
подошел к неприметному повару: в меру худому и в меру упитанному.
— Где ты обучался своему мастерству? — строго спросил он.
— В Сиракузах, господин! — щегольнул названием лучшей кулинарной школы
повар.
— Гм-мм... Все вы говорите, что в Сиракузах! — проворчал Эвбулид. — А
умеешь ли ты приготовлять миттлотос? Учти, у меня в гостях сегодня будет очень
важный господин!
— Миттлотос? Это же очень просто! Берется мед, лучше всего горный,
чеснок, протертый сыр, все смешивается — и миттлотос готов!
— А пирожки, которыми славится Аттика, печь умеешь?
— Обижаешь, господин!
— И соленые, и сладкие? — продолжал допытываться Эвбулид.
— Поверь, твой гость будет очень доволен!
— А кикеон?!1 Сумеешь ли ты удивить его, иноземца,
настоящим эллинским кикеоном?
— Он будет благодарить богов, что впервые попробовал его в твоем доме!
— Если ты готовишь так же сладко, как и говоришь, то подойдешь мне!
Сколько ты стоишь?
— Две драхмы в день, господин! — поклонился повар.
— Хорошо, получишь свои драхмы, если только не обманешь и не съешь сам
больше, чем на обол!