«Так как же звала меня мать? Что-то такое нежное, как утренний ветер, и
легкое, как прыжок воробья... — мучительно вспоминал Прот. — Дейок! — вдруг
вспомнил он и засмеялся от радости. — Конечно же, Дейок! Как я мог забыть
это...»
«Ну что, — спросит он перепуганных родителей. — Не признали? Это же я —
ваш Дейок! Я привез пятьдесят миллионов сестерциев!»
Проту вдруг вспомнился Луций, и хорошее настроение улетучилось без труда.
Луций, а не он был сейчас в дороге к Пергаму, и именно Луций мог скоро войти в
дом его родителей, и не как мнимый, а как настоящий римский ростовщик! И он же,
Луций, наскоро закончив все дела в Пергаме, мог опередить его и первым
добраться до сокровищ Тита. Тогда пропало все: мать и отец будут сами проданы в
рабство, и Проту никогда уже не увидеть ни их, ни миллионов Тита!
«Убить, отравить нашего доверчивого базилевса — дело нескольких часов! —
думал Прот, судивший о пергамских царях по Эвмену, простому и доверчивому
правителю, который даже в указах не именовал себя царем. Он видел его лишь
однажды, когда они с отцом гуляли по городу.
Эвмен — болезненный, худощавый человек с трудом вышел из носилок и охотно
беседовал с греками, купцами и пергамскими простолюдинами.
«Это сам царь!» — сказал тогда отец Прота. «А это?» — спросил он,
показывая на роскошно одетого юношу примерно его лет. « А это его сын Аттал,
наш будущий правитель!» — ответил отец.
Через год Эвмена не стало, на престол взошел его брат, опекун
несовершеннолетнего Аттала, тоже общительный и человечный, как Эвмен.
А еще через год Прот стал рабом...
«О, совоокая богиня! — взмолился он, не зная, как теперь ему называть
покровительницу своего родного Пергама Афину — ее настоящим греческим именем,
от которого он отвык за годы рабства, или, как это было принято в Риме, —
Минервой. — Отверни свой светлый лик от Луция Пропорция! Помоги мне первому
добраться до миллионов убитого им Тита и вернуться в Пергам, чтобы предупредить
царя об опасности! Спаси мой народ от проклятых римлян, а мою исстрадавшуюся в
нищете семью — от бедности на вечные времена! Разве я не заслужил твоей
благосклонности столькими годами рабства?..»
Легкая качка и слабость сморили Прота, и он даже не заметил, как уснул.
Очнулся он от крика и топота.
— Земля! — кричали рабы, обнимая друг друга и выплясывая на палубе.
— Земля!
— Свобода!!
— О, совоокая... О — Афина! — поправился Прот, с удовольствием
выговаривая истинное имя богини. — Ты всегда славилась своей мудростью и
справедливостью!..
— Плыли долго — зато добрались целыми и невредимыми! — объяснял
повеселевший владелец парусника, опуская в мешочек денарии, врученные ему
рабами. — Пираты и римские военные суда предпочитают широкие, короткие пути в
Сицилию, а мы — все закоулочками, закоулочками... Вот и перехитрили их! Эх,
жаль обратно порожняком плыть! — пошутил он и окинул рабов смеющимися глазами: —
Желающих вернуться в Рим — нет?