Парни боялись подходить к ней и на версту — а ну как проклятая еще порчу какую наведет? О сватах уж тем более речи не шло — кто ж в добром уме возьмет в жены ведьму?
Хотя, ежели прижмет кого: желтуха, почесуха, аль какая иная хворь приключится — бежали к ней, а мерзкая ведьма всегда помогала. Не из врожденного человеколюбия, а просто потому, что не хотела давать деревенским лишний повод для злобы — соберутся еще с факелами да дрекольем — ищи потом другой дом. Да и платили селяне исправно — кто медью да серебром, кто продукты приносил. Да и то верно, кто ж захочет ходить в должниках у ведьмы? А ну как потом душу в расплату потребует?
Так что, худо-бедно, а притерпелась. Ведьмовство, такое желанное в детстве, стало обычной работой.
Деревенские её ненавидели, но терпели. Она отвечала им взаимностью.
Прошло три весны. Жизнь текла с прежней неторопливой размеренностью. Словно затишье перед бурей.
И буря настала. В середине осени.
— Госпожа ведьма, спасайте! — утро началось с тревожных криков, и стука в ворота. Марика недовольно встала и пошла открывать неурочным посетителям. Перед воротами обнаружился трясущийся староста и половина деревни, стоящая на почтительном отдалении.
— Что? — неприветливо буркнула ведьма.
— Дык, нечисть какая-то завелась в лесу, спасу нет! То телушек да коз таскала, и ладно бы, но он же четырех мужиков задрал, да еще на околицу приволок и в рядок сложил, паскудство этакое! — Марика кивнула. То, что староста окрестил паскудством было обычным перевертышем. Существо могущее быть и человеком, и волком. Да, ему действительно нужна была человеческая кровь — жить хотелось всем, даже нечисти. — Вы уж его усовестите, госпожа, дабы неповадно было ему кровь человечью лить! — ведьма только криво усмехнулась. Читать перевертышу проповеди о пользе свежих
овощей и вреде крови для организма она точно не собиралась. А из всех методов "усовещивания" предпочитала свою ведьмовскую силу.
— Идите по домам, люди, — негромко сказала Марика. Громко переговариваясь, селяне начали расходиться.
В лес ведьма пошла уже затемно. Пошла налегке, прихватив с собой лишь короткий ритуальный кинжал. Казалось, лес вымер. Не свистели яркие коростельки и бойкие корольки, не продирался, хрипя, дикий кабанчик, не порскали вездесущие зайцы, не брезговавшие в лучше времена деревенскими саженцами. Все зверье спряталось в дупла и норы.
Листья шелестели что-то задумчивое. Яркие: красные, багряные, желтые, они серьгами весели на деревьях и пушистым ковром лежали под ногами. Кое-где из-под шелестящего великолепия проглядывали бордовые и желтые бессмертники, еще зеленые веночки стрелолиста и пушистые зимнецветы.