— Есть письмо от русской царицы к Надир-шаху?
— Нет письма, отец… Надо было ехать в Петербург, но разве есть время на это?
— Щенок, — обругал сына Абулхайр. — Без её фирмана не видать нам хивинского ханства…
Вздыхая и хмурясь, хан стал готовиться в дорогу.
Тем временем Мухаммед-Али-хан Ушак увёл своих джигитов из-под Хивы. Увёл не оттого, что испугался персидской силы, которая с каждым новым днём численно увеличивалась, подтягиваясь к Хиве с юга. Другая беда заставила туркменских джигитов сняться с места и податься в Куня-Ургенч: великим множеством небольших караванов подходили с востока — со стороны Амударьи, и с запада — по пересохшему руслу Узбоя иомуды, тёке, имрели, али-эли и другие племена, согнанные персами со своих стоянок. Шли они с Атрека и Горгана, от подножия Балханских гор, из Ахала, Теджена, Мерва, с Амударьинских берегов. Шли на Мангышлак, помня о том, что ещё пятьсот лет назад, когда с Туркестан вторглись монголы Чингис-хана, уйдя из Маверанахра, многие туркмены нашли свою вторую родину на Мангышлаке. Шли по пескам и такырам, преодолевая по одному мензилю в сутки. От Туркмено-Хорасанских гор до северных окраин Хорезма — семнадцати дней пути, а по реке и того больше. Прикочёвывали беженцы, измождённые голодом: под тельпеками — черепа, обтянутые кожей, и сами — кожа да кости, ветром из стороны в сторону качает. Прикочёвывали, потеряв в пути многих близких. Тысячи могильных холмиков остались на бесконечных просторах Гарагумской пустыни, в «Семи песках Хорезма», как называли эту пустыню персы. Оставшиеся в живых ставили кибитки около крупных аулов, но, видя, что и здесь начинается голод, вновь отправлялись в путь — шли дальше, на Кунград, на Усть-Юрт с единственной надеждой раздобыть хлеб у киргиз-кайсаков и у русских купцов на Мангышлаке,
Не менее тысячи кибиток поставили беженцы на окраинах Куня-Ургенча. Это были родственники иомудов и тёке, которые находились в ополчении Мухаммед-Али-хана Ушака. Перебиваясь кое-как, надеялись они на скорый уход персов, ибо по всему северу Хорезма распространились слухи, будто бы жители Приаралья избрали ханом Хивы правителя Меньшего жуза — Абулхайра… Всё это и заставило Ушака увести войско из-под Хивы и приехать в Куня-Ургенч.
Ушак сразу же отправился на своё подворье — большой глинобитный дом в два этажа: в нижнем содержались зимой овцы, а на другом — в двух комнатах жили две жены с детьми, и сан он, занимавший правую половину, тоже из двух комнат; построили дом ему сарты из Самарканда. Торговали они в Куня-Ургенче разными тканями и другими товарами, а заодно подряжались строить дома для богатых людей. Мухаммед-Али-хан Ушак хоть и не любил дома из глины, но решил, что без такого дома он мало похож на крупного хана. Ильбарс-хан жил во дворце и принимал гостей на полу из жжёного кирпича, застеленном коврами. А разве Ушак хуже Ильбарса? Построив дом на сартянский лад, Ушак всё же тяготел к лёгкой и тёплой кибитке, потому оставил во дворе четыре юрты. Теперь дети и жёны не вылазили из них, и верхние комнаты в большом доме пустовали. Как только Ушак слез с коня и бросил поводья слуге, другой слуга сообщил хозяину: