Сговорились ехать в калмыцкую степь, как только оттуда вернётся и доложит о делах в Калмыкии подполковник Кудрявцев. Вскоре он приехал. Растерян и расстроен был Нефёд:
— До преж такого не было, чтобы сопатые тайдша и даже простые калмыки на казаков кидались, а тут словно с цепи сорвались. Китайцы-то только огня добавили в жаркую свару. Пригрозил я Дондуку-Омбо: пока не поздно, опомнись! Приедет Волынский, шкуру с тебя сдерёт, что идёшь поперёк его. Грамота губернатора, выданная Церену на управление Калмыкией, священна. А он мне сказанул: «Вор и взяточник твой Волынский!» Ну, я его успел нагайкой огреть — ускакал проклятый.
— Вором, говоришь, обозвал? — пальцы Волынского сжались в кулаки и сразу расслабились. — Широко, стало быть, разнеслась дурная слава обо мне, а всё пошло от Долгоруких… от Василия Лукича да Алексея Григорьевича — это они меня чуть было не отдали инквизиции…
Прошло две недели. Правители калмыцких улусов потихоньку съезжались: поставили кибитки по берегу Волги, некоторые остановились в индийском караван— сарае. Обыватели астраханские предвидели недоброе: толки по городу шли, как бы не взъярились калмыки да не порезали астраханцев. Ну как соберутся все на площади перед Кремлём, а калмыки со всех сторон нападут — и всё тут. Достигли эти слухи Соймонова и Волынского. Посоветовались они и решили свершить обряд возведения в ханы прямо на берегу Волги, а со стороны калмыцкой степи выставить отряды казаков.
В назначенный день к десяти утра все чины губернаторские вместе с вице-губернатором прибыли к месту торжества. Вскоре подъехал в коляске, сопровождаемый конной свитой, Волынский. Бросив взгляд на тайдшей, стоявших у помоста, но отдельными кучками, ибо даже тут они не признавали друг друга, Волынский усмехнулся:
— Маловато собралось тайдшей да нойонов… Здесь ли спесивый Дондук?
— И не подумал приехать, — обиженно заметил Кудрявцев. — Как бы не напал.
— А Церен здесь?
— Здесь я, — отозвался Церен-Дондук, который стоял за спиной Волынского и повторял все его движения, тем самым выказывая полную покорность и преданность военному инспектору, а с ним и императрице России.
Церемония возведения в ханы началась с чтения указа императрицы: Волынский, поднявшись с ханом на помост и пригласив вице-губернатора и его ближайших помощников, развернул грамоту и громогласно зачитал её. Хан, преклонившись, принял её и дал клятву на верность России. Возложенная на его голову треуголка и накинутый на плечи кафтан, какие надевали только высокого сана особы, завершили официальную церемонию, и начались игрища. Губернские высшие чины, вице-губернатор, военный инспектор и свита уселись на длинные скамьи, когда объявили скачки. Полсотни джигитов выехали в поле и помчались по кругу с развёрнутым знаменем, которое им доверил Церен-Дондук.