Вблизи дома отчетливо чувствовался запах денег, вложенных в каждую мелочь. Дом когда-то был мельницей, которую затем тщательно и задорого отреставрировали. Архитектор ухитрился задействовать в дизайне даже старый ручей, вертевший прежде мельничное колесо, — заключил его в узкий желоб, проложенный через холл. Солнце освещало двухсотлетние стены красного кирпича, блестело на гравии, отражалось в стеклах пристройки, похожей на сооружение из научно-фантастического романа. Родительский дом. Каждый раз, когда я приезжаю сюда, у меня дух захватывает от красоты.
Открыв дверь, я вошла в дом. В холле меня встретили блаженная прохлада и наш кот Эдгар, названный моей матерью в честь ее любимого писателя Эдгара Аллана По. Я взяла кота на руки и погладила, отчего на пол медленно спланировали клочья его шерсти. Я поспешно отпустила его. Кот отряхнулся и направился к лестнице, ведущей наверх, а я пошла следом.
Интерьеры дома поражали своей роскошью и изысканностью. Видно было, что их создатель знал, что делал. В лучах полуденного солнца, проникавших в холл сквозь высокие окна, мягко светилось дерево лестницы. Пальмовые стулья и пол террацо навевали мысли об Италии, а беленые стены и круглые, как в монастыре, оконные ниши усиливали это ощущение.
Лестница была сама по себе произведением искусства. Ступени, казалось, парят в воздухе. Плотник, изготовивший их, был знаменит умением добиваться максимального эффекта, используя минимум материала. Все здесь было выполнено согласно этому принципу — каждая комната и каждый предмет мебели. Притом моя мать выбирала все самое лучшее и дорогое. Она могла себе это позволить.
Эдгар тем временем добрался до верхней площадки и, громко мурлыча, пошел по верхней галерее. Он знал, что я прежде всего поздороваюсь с матерью. Из ее комнаты не доносилось ни звука. Спит, наверное. Я осторожно открыла дверь.
Мать, в очках для чтения, сидела за столом перед стопкой бумаг.
— Ютта! Вот так сюрприз! — воскликнула она с улыбкой, увидев меня.
Моя мать — писательница. Она пишет детективы, и весьма неплохие. С тех пор как она отреклась от «настоящей литературы», как называет это моя бабушка, дела ее пошли в гору. Ее книги расхватывают, как горячие пирожки. Их перевели на двадцать или больше языков, а кинокомпании дерутся за права на экранизацию.
— Присядь. Я заканчиваю.
Мою мать можно отвлекать от дел в любое время, если только она не записывает ценную идею и не обдумывает сюжетный поворот. Слова значат для нее больше, чем я, и мне пришлось смириться с таким положением вещей и не обращать внимания.