Потому что я
могу.Меня подмывает рассказать ему, что мы схватили его приятеля. Но я удерживаюсь.
— Да нет, все потому, что ты запутался, Джек. Ты превзошел Потрошителя? Не обольщайся. Потрошителя ведь так и не поймали. А тебя я поймаю. Можешь не сомневаться.
Следует долгое молчание. Когда он снова заговаривает, я чувствую, что он справился с яростью. Голос спокойный. Он взял себя в руки.
— Кстати, о шлюхах… Как поживает маленькая Бонни?
Я стараюсь сохранить контроль над собой. Мне нужно, чтобы он продолжал говорить. Я решаю поменять тактику. Я понижаю голос, стараюсь говорить ровно, убедительно.
— Джек, зачем нам продолжать притворяться? Мы с тобой оба знаем, кто тебе на самом деле нужен. Верно?
Он молчит. Затем спрашивает:
— И кто же?
— Я. Тебе нужна я.
Джонс проводит ребром ладони по горлу и шепчет:
— Нет! Черт возьми, Смоуки!
Я не обращаю на него внимания.
— Я права?
Джек смеется:
— Смоуки, Смоуки, Смоуки… — Тон покровительственный. — Мне нужно все, радость моя. Мне нужны шлюхи, и мне нужны вы, и мне нужны все, кого вы любите. Кстати, о птичках. Как поживает дорогая Келли? Она выживет?
Меня охватывает бешеная злоба.
— А пошел ты!
— У вас один день, — заявляет он, игнорируя мой гнев. — Затем умрет очередная шлюха. Да, и вы со своими соратниками можете получить дополнительное развлечение.
Я понимаю, что он собирается закруглить разговор.
— Подожди.
— Да нет, не стоит. Я не мог удержаться, не позвонить вам хоть один раз, хотя это для меня и рискованное мероприятие. Не ждите, что такое повторится. В следующий раз, когда вы снова услышите мой голос, я буду стоять перед вами, а вы будете захлебываться кровью. — Небольшая пауза. — Еще одно. Если агент Торн умрет, подумайте, не лучше ли ее кремировать, поскольку у меня в противном случае появится искушение выкопать ее и… поиграть с ней. Как я сделал с малышкой Розой.
Он отключается, но его слова долго пробирают меня до костей.
— Что, мать твою, с тобой творится? — спрашивает Джеймс.
Гнев в его голосе поражает меня, я теряю дар речи. «Почему он так себя ведет здесь и сейчас?» Я смотрю на него и поражаюсь ярости, бушующей в его глазах. Она исходит от него волнами.
— О чем ты? — недоумеваю я.
— Ты же, мать твою так, дразнила его. Не могла себе отказать. — Его слова полны яда. — Он преследует нас, а тебе требуется разозлить его побольше. Ты в своем репертуаре. Уверяешь нас, что мы непобедимы, и публике говоришь то же самое. Хотя на самом деле это полное дерьмо. — Он начинает говорить быстрее, слова догоняют друг друга.
Я только и могу, что смотреть на него.