Проснулся Моршанцев оттого, что затекла шея. Посмотрел на часы, показывавшие без четверти семь (вот так придавил нехило!), покачал головой из стороны в сторону, разминая шею, освежил физиономию холодной водой из-под крана и вышел на вечерний обход.
Вечерний обход по дежурству — дело быстрое. «Добрый вечер… Как дела… Ну и хорошо… Спокойной вам ночи…» Осматриваются только те, кто предъявляет какие-то неотложные жалобы. Закончив обходить свое отделение, Моршанцев шел в «тахиаритмическое». Не было нужды говорить медсестрам, куда он идет, и так ведь ясно, но Моршанцев все же предупредил сидевшую на посту Галю. Интересоваться, куда делась Вероника, не стал, может, курит, может, в туалете, может, плановые вечерние инъекции кому-то делает… Одна медсестра на посту есть — и ладно.
В «тахиаритмическом» Моршанцев застрял на полтора часа. Поводы для жалоб были незначительными, но обильными, чуть ли не треть отделения что-нибудь да беспокоило, а скорее всего, просто хотелось лишний раз обратить на себя внимание врача. Оно, может, и к лучшему — за делами и время быстрее бежит. Чересчур спокойные дежурства тяготят скукой, излишне беспокойные — изнуряют, а так вот, когда есть чем заняться и в то же время пот ручьем не льет, дежурить лучше всего. Во всяком случае, Моршанцев так считал.
«Ну что ж, половина дежурства прошла без „сюрпризов“», — констатировал Моршанцев и, разумеется, немедленно сглазил оставшуюся половину.
То, что в родном отделении имеются проблемы, он понял еще на подходе, когда навстречу ему выбежал (именно что выбежал, а не вышел) раскрасневшийся от волнения больной. Больной был своим, из палаты Моршанцева. Установка кардиостимулятора прошла не совсем гладко, то есть к самому кардиостимулятору и к работе сердца претензий не было, но появилась откуда-то противная субфебрильная лихорадка,[17] вот и пришлось задержаться в отделении. Температурящих непонятно почему выписывать на амбулаторное лечение или переводить в другой стационар не совсем прилично, надо вначале установить причину повышения температуры или же дождаться ее исчезновения, если причиной стала простуда.
— Доктор! Дмитрий Константинович! Ну наконец-то! — запричитал больной, едва не сбив Моршанцева с ног. — Скорей! Там Борис Васильевич умирает, а помочь некому!
— А где сестры?
— Провалились куда-то обе!
На счастье Моршанцева, Борис Васильевич не умирал (легко можно было представить, чем обернулась бы для дежурного врача смерть пациента в оставшемся без присмотра отделении), а всего лишь задыхался от своей давней астмы. Неприятно, но не смертельно.