Председатель суда действительно обращался со мной достойно и порядочно. Он сообщил, что все мои желания будут исполнены в точности. Тем не менее, конечно, приговор мог быть только один — «признан виновным и приговорен к расстрелу на следующее утро».
Меня быстро отвезли назад в Ланс, где обычная гражданская тюрьма теперь использовалась немецкой военной полицией. Уже наступил вечер. Жить мне оставалось около двенадцати часов. Я сидел в камере и думал.
Странно, но я не чувствовал страха смерти. На самом деле, это не так необычно, как кажется. Во время боев я часто замечал, впрочем, что солдат боится не столько смерти, сколько боли. Я был в хорошем настроении, когда смирился с судьбой, ожидавшей меня следующим утром. Я был готов к смерти — и никогда прежде я не был столь спокоен. Во-первых, конец казался совершенно неизбежным, но я все равно, конечно, высматривал, не представится ли мне шанс для побега, пусть самый маленький.
Я не питал больших надежд. Моя камера была одной из многих, расположенных в длинном коридоре. Она была хорошо заперта, а дверь никак нельзя было выбить. В коридоре на посту стоял вооруженный солдат. Я засек время и выяснил, что он проходит мимо моей двери каждые десять минут. А так как я был интересным и необычным узником, он из любопытства каждый раз подглядывал за мной в дверной глазок, защищенный проволокой. Вероятно, у него был строгий приказ следить за мной. Потому, взвесив все, я решил, что пришел мой неизбежный конец. Мне оставалось лишь ждать смерти. Когда солдат проходил мимо моей двери, я позвал его и попросил привести ко мне начальника тюрьмы.
Он пришел. Это был очень приличный пожилой мужчина, который с сожалением смотрел на английского офицера, попавшего в такое положение. Было очевидно, что он восхищался тем, что я сделал. Он был уже старым человеком и, несомненно, война не приносила ему никакой военной славы. Он не выражал никакой злобы в мой адрес. Мы говорили о таких вещах, как боевой дух среди офицеров. Я рассказал ему, например, что немецкий офицер-подводник, потопивший наши корабли «Абукир», «Хог» и «Кресси» пользовался большим уважением среди британских моряков, несмотря на тот огромный ущерб, который он нанес нашему флоту. Начальник тюрьмы, со своей стороны, сделал все, чтобы последние часы моей жизни протекали для меня легко. Он сказал, что я могу заказать любую еду, которую пожелаю, и он с радостью исполнит все мои разумные желания. Так как я не мог попросить ничего из того, что могло бы мне помочь с побегом, я мог бы попросить только бумагу и перо, чтобы написать последние письма домой. Еще я попросил его достать мне английскую форму, чтобы меня расстреляли в мундире моей страны, а не чужой. Он пообещал мне сделать это. Когда он ушел, уже была глубокая ночь, а когда он вернулся с пишущими принадлежностями, все вокруг стихло. Что касается мундира, то он пообещал подготовить его к утру.