— Ничего страшного, — отозвался Майлс, приложив ладонь к своему сердцу, гулко бившемуся в груди.
Уголки ее губ приподнялись.
— Отлично.
Они помолчали, стоя в шаге друг от друга.
— Синтия, я сожалею… о Гудкайнде. Клянусь вам, я все исправлю.
— Предположим, уже слишком поздно исправлять то, что касается мистера Гудкайнда, — заметила Синтия. — Он наговорил лишнего… и сбежал. Только не смейтесь, — предупредила она.
— Вы так и не расскажете, что наговорили ему?
Синтия вздохнула.
— Ну… хорошо. Я сказала, что отношусь с пониманием к причудам различных людей и не против поделиться своим гардеробом с мужчиной, если ему что-то понравится. Кажется, я упомянула, что с радостью бы сшила подвязку, рассчитанную на мужчину. Теперь можете смеяться.
Майлс уже улыбался во весь рот.
— Вы и впрямь собирались сшить ему подвязку?
— Почему бы мне, не проявить понимание к его слабостям? При условии, что это осталось бы между нами.
Майлс пожал плечами:
— Да, действительно… Почему бы и нет? — Наверное, она действительно проявила бы понимание. Или по крайней мере практичность. Синтия не из тех, кто впал бы в истерику, обнаружив, что ее муж пытается натянуть одну из ее шелковых подвязок или примеряет дамскую шляпку. Они бы сели и все спокойно обсудили.
Пожалуй, и тропические джунгли не стали бы особым вызовом для мисс Синтии Брайтли.
— Вообще-то, если хотите знать, это было очень забавно, — сказала она. — Никогда бы не подумала, что вы способны на подобные выходки.
Он отвесил поклон.
— Вы были моей музой.
Синтия улыбнулась, на сей раз — искренне. И на ее лицо вернулись здоровые краски.
Зато Майлс находился в аду. Обсуждать мужчин, которым она будет принадлежать до конца ее дней, — это было выше его сил. Его руки окоченели, в груди появилось до странности знакомое ощущение пустоты.
Но она не должна догадаться. Он никогда не допустит, чтобы она узнала, что он чувствует. Он сделает все, что в его силах, чтобы избавить ее от страха, чтобы вернуть на её лицо румянец, чтобы обеспечить ей мирный сон по ночам и избавить от нужды до конца ее дней, и он никогда не позволит, чтобы она о чем-то сожалела.
— Аргоси! — испуганно воскликнула она. — Надеюсь, вы…
— Нет-нет. Клянусь вам. Я нисколько не исказил факты, касающиеся его. Все, что я рассказал о нем, — правда.
— Но эта девушка, цыганка… Она сказала Аргоси, что я плутовка. И еще кричала что-то о пистолетах и о крови. Мне кажется, что с тех пор он стал относиться ко мне иначе.
— Интересно — почему?
Синтия рассмеялась:
— Она кого угодно заставит нервничать, эта Марта. А вот ее мать Леонора сказала, что я скоро выйду замуж.