И казалось естественным и неизбежным, когда он приподнялся над ней, опираясь на дрожащие руки, а затем расположился меж ног.
Из груди Синтии вырвался стон. Она подалась ему навстречу, ощущая влагу и мучительное томление в самом сокровенном месте.
Майлс не стал спрашивать, уверена ли она в том, что действительно этого хочет. Ему было не до любезностей. Возможно, он в первый и последний раз в жизни использовал свое тело по его прямому назначению. Зачем еще живые существа наделены этой способностью дарить и получать наслаждение, если не для того, чтобы выразить всю безбрежность того, что испытывают?
Глаза Синтии затуманились. Она учащенно дышала, обдавая жарким дыханием его шею.
— Держись за меня, — прошептал Майлс.
Она тотчас вцепилась в его плечи, и он, приподнявшись, вонзился в нее.
Синтия ахнула и, запрокинув голову, прикусила губу от резкой боли.
Но Майлс знал, что боль ее скоро пройдет. И уж он-то постарается сделать так, чтобы наслаждение заставило ее забыть о боли.
Он медленно вошел в нее, а затем вышел и снова вошел. О Боже! Наслаждение было таким… мучительно сладким, что буквально ослепило его.
— Синтия… Я не уверен, что… Я не могу ждать.
Ему хотелось вонзаться в нее до потери сознания, повинуясь животной потребности, искавшей выхода. И в то же время ему хотелось, чтобы это продолжалось вечно.
Открыв глаза, он обнаружил, что Синтия смотрит на него сквозь ресницы. Ее грудь бурно вздымалась и опускалась, вторя его тяжелому дыханию.
Она еще крепче обхватила его ногами и вцепилась пальцами ему в плечи.
— Пожалуйста, быстрее, — прошептала она.
Ей не пришлось просить дважды. Майлс ускорил движения, и она тут же застонала, выгнувшись ему навстречу.
У него на лбу и на груди выступили капельки пота, а кожа Синтии мерцала от испарины.
— О, Майлс!.. — выдохнула Синтия.
Его охватило ликование. Но ему хотелось, чтобы она достигла вершины наслаждения, прежде чем он закончит. Склонив голову, он прихватил зубами ее сосок. Синтия охнула, чертыхнувшись так непосредственно, что он невольно улыбнулся. А затем снова погрузился в ее манящее тепло. Ее ногти впились ему в плечи, причиняя изысканную боль.
Наслаждение нарастало.
Он снова и снова вонзался в нее, а Синтия выгибалась под ним, стараясь принять его как можно глубже. Обвивая его руками и ногами, она нашептывала ему на ухо такие слова, что он даже удивлялся — откуда она их знает? Тяжело дыша, они, скользкие от пота, двигались в едином ритме, и Майлс, ведомый инстинктом, отдавался на милость этого древнего ритма, пока Синтия не в выгнулась под ним, содрогаясь в экстазе.