Марисала не улыбнулась ей. Даже не попыталась. Здесь, среди друзей, нет нужды скрывать свое горе. Прошлой ночью Марисала просидела с Рикардо и Линдой на кухне почти до рассвета. И рассказала им все.
Почти все.
Марисала не говорила им, что сердце ее разрывается от боли, что предстоящая жизнь кажется пустой и бессмысленной, что и тело ее, и душа рвется к Лайаму со всей силой истинной любви…
— Я принесла тебе кофе и пирожное. Только не знаю, любишь ли ты такие с кремом. — Линда поставила тяжелый поднос на стол. — Еще Рико спрашивает, не хочешь ли ты почитать воскресную газету?
Лишь одна газета в Бостоне выходит по воскресеньям. «Глоб». Газета Лайама.
— Нет, — твердо ответила Марисала. — Не хочу.
— Как хочешь, — заметила Линда и повернулась к дверям, придерживая газету под мышкой.
— Подожди! — Марисала прикрыла глаза, словно от боли. — Я передумала. Дай, пожалуйста, газету.
Линда улыбнулась и протянула ей толстый воскресный номер.
— Может быть, там есть какие-нибудь новости из Сан-Салюстиано, — заговорила Марисала, переворачивая листы.
«Нет, — мысленно продолжала она, — ты прекрасно знаешь, что я просматриваю газету не для этого. Я ищу колонку Лайама и, хоть и знаю, что прочту там заметки трехлетней давности, все же не могу успокоиться…»
Заголовок бросился ей в глаза. «ВРЕМЯ НАДЕЯТЬСЯ»… Это что-то новое!
Сперва Марисала не поверила своим глазам. Подумаешь! Просто приписали к старой статье новый заголовок!..
«Пять лет назад я стал политическим узником Сан-Салюстианского режима».
Марисала подняла изумленные глаза.
— Этого я еще не читала, — прошептала она. — Лайам написал новую статью!
«…Восемнадцать месяцев я провел во тьме. Восемнадцать месяцев, просыпаясь утром, я не знал, доживу ли до завтрашнего дня. Восемнадцать месяцев я жил лишь верой, что справедливость восторжествует, что силы демократии победят и гордый народ этого маленького острова завоюет себе желанную свободу. И не было ни единого дня, когда бы я не вспоминал о тебе — той девушке, что дважды спасла мне жизнь.
Марисала, я полюбил тебя с первой нашей встречи. Слишком много времени понадобилось мне, чтобы понять: это и есть любовь, глубокая, сильная и истинная. Я люблю тебя, и мне неважно, как ты выглядишь и во что ты одета (для меня ты — прекраснейшая женщина в мире). Я люблю твою гордость, благородство, великодушие. Мне нравится, что ты всегда готова отстаивать свое мнение, что ты не можешь спокойно видеть несправедливость…»
За Линдой тихо закрылась дверь, но Марисала даже не заметила ухода подруги. Она рыдала: слезы счастья ручьем текли по щекам.