— Это было в кармане брюк Кена.
— Почему вы пытались скрыть это от меня? — тихо спросил Майлз.
— Я подумала, что вы заставите меня выкинуть все его «богатства», а он захотел бы сохранить их. — К ее глазам подступили слезы.
В следующее мгновение шеф увлек ее в бельевую комнату на первом этаже и закрыл за ними дверь.
— Джина, за кого вы меня принимаете?
— Вы отправляете Кена, — всхлипнула она.
— У меня нет выбора.
— Мы могли бы оставить его здесь. Мы с Бэб ухаживали бы за ним.
— Это было бы нечестно по отношению к другим детям.
— Они тоже не останутся без внимания.
— Вы знаете, я не это имел в виду.
— Его можно направить в больницу Орандж-Хиллз.
— Небольшой сельский лазарет с полудюжиной коек и приходящим три раза в неделю врачом.
— Какое это имеет значение? — чуть не задохнулась Джина. «Какое это могло иметь значение теперь?» — подумала она.
— Имеет. Понимаете… — Майлз поколебался, потом продолжил: — Понимаете, Джина, так же, как и вы, я не могу со всем этим смириться. Поэтому я отправляю Кена в Англию на лечение.
— Куда? — изумилась Джина.
— В Англию. Там очень хорошие врачи, и кто знает… — Он пожал плечами.
— Вы мне ничего не говорили.
— Я не хотел говорить вам, поскольку у него почти нет шансов.
— Я могу принять это, — медленно проговорила она. — Я готова принять любое объяснение, которое дает надежду.
— Но я не готов.
— И все же вы отправляете его. Он поедет один?
— Сейчас это всего лишь несколько часов на самолете.
— Но одному… Конечно же, Бенкрофт мог бы… — Джина помолчала. — Не Бенкрофт, а вы.
Он не ответил.
— Прошу прощения, — сказала она. — Я наговорила много лишнего.
— Меня это не удивляет, — Майлз Фаерлэнд смотрел на девушку, вспоминая о том, как она там, под большим деревом, цинично решила использовать его, чтобы заполучить другого мужчину.
Джина же думала только о Кене.
— Что вы ему скажете? — спросила она.
— Оставьте это мне.
— Просто не хотелось бы, чтобы он уезжал отсюда несчастным.
— Постараюсь этого избежать.
Джина пыталась найти слова, чтобы поблагодарить Майлза.
Он подтолкнул ее к двери:
— Отдел высохшей лягушки и обгрызенного яблока этажом ниже.
— А леденец? — Она и смеялась, и плакала, ощутив внезапное облегчение.
— Что ж, если его помыть, то он еще на что-нибудь сгодится.
«Все еще ребенок»… Джина знала, что именно это он думал о ней, как и в тот первый день, когда она слизывала глазурь с торта. И все же он был добр с ней, гораздо добрее, чем она могла рассчитывать.
Его доброта проявилась и при отъезде Кена. Что бы там ни сказал Майлз мальчику, Кен Эндерс покинул приют с легким сердцем. В дверях он сказал: