В световом году (Кублановский) - страница 21

ПРИБРЕЖНОЕ

Перегоревший рано июль,
серые кровли, порванный тюль;
и хироманта находка — лопух
всеми буграми сразу набух.
Родоначальник, ветхий Адам
теплою водкой спасается там
и поминает рай в шалаше,
знать, не хорошим словом в душе.
………………………………………………….
Я из другого теста, поди,
что-то другое ноет в груди.
Кверху б спиною одетою плыл,
щупая зенками бархатный ил.
Пыльный ли жемчуг, в брюхе ль икра
у осетрины, жены осетра?
То-то сбежались на берег реки
знавшие цену целковым царьки.
Словом, двуногой быть не хочу
тварью, мне это не по плечу.
На самого я себя положусь.
От самого я себя откажусь.
Так будет проще на Страшном Суде
матушке Роще, батьке Воде…

«Снятся мне окромя забот…»

Снятся мне окромя забот:
смутный откос реки,
створы фарватера в разворот,
вольные паводки.
Вот почему, пожилой мужик,
чураюсь визгливых птиц
и просыпаюсь в ответ на крик
землячек-утопленниц.
…Помню, как оживлял физрук,
склонясь, плавчиху на берегу,
сгибал безвольные плети рук
и бросил: «Поздно. Не помогу».
Речной подпитывают поток
ключи — чем йодистей, тем темней.
Кто-то дергает поплавок
сердца — сильней, сильней.
9. III. 1997. Кострома

«Темное — с солнцем — лето…»

Спой
утопленнику про юдоль,
где он зажигал свечу.
Е.Ш.
Темное — с солнцем — лето
в восемьдесят втором
как-то без перехода
в осень обабилось.
Враз пожелтели кромки
крон на обрывчатом
правобережье Волги
над дебаркадером.
Я приезжал прощаться:
мне оставалось три
дня несусветных волглых
жизни на родине.
Всё за спиной — мытарства,
вызовы; впереди
сладкая неизбежность
встречи с Европою.
…Здесь пробегало детство
в летние месяцы
с бабушкой Соколовой
Людмилой Сергеевной.
Храмины разоренной
портик теперь красней,
гуще еще крапива,
диче боярышник.
Я вспоминал нырянье,
ягоды, молоко,
как приоткрыл в подклете
старый седой сундук
с тленной парчой — остатком
от облачения,
но со сберегшей форму
розой тиснёною.
Было окрест безлюдно.
Горек мой табачок.
………………………………….
Вдруг возле шатких сходен
около берега
выплыл спиной разбухшей
кверху утопленник.
…До парохода двадцать
с лишним еще минут.
Чайка зависла, визгнув,
жадная, жалкая.
27. IV. 1997

«Смолоду нырнешь, пересчитаешь…»

Смолоду нырнешь, пересчитаешь
понову все ребрышки водице,
то ли братом, то ли сватом станешь
в стороне невестящейся птице.
Смолоду ведь всё определяет
бытие — твердили ортодоксы.
На обломе лета побеждает
энтропия розовые флоксы.
Годы промелькнули с той разлуки.
В два последних — что-то похудали
так фаланги пальцев у подруги,
что гулять свободно кольца стали.
И всё чаще, четче вспоминаю
малую свою, как говорится,
родину, которую не знаю,
словно помер, не успев родиться.
Я из жизни всю её и вычел