Белка лапкой-грабкой стучит в стекло,
по которому целый день текло.
Я один в своей конуре, и мне
машет ель седым помелом в окне.
Поминаю тех, с кем свела судьба,
кто полег, меня обойдя, в гроба —
и чубастый гений с лицом скопца,
и другой угрюмый ловец словца.
Как когда-то за бланманже барон
Дельвиг пообещал, что он
повидаться явится, померев,
за чекушкой — то же и мы… Нагрев,
так никто с тех пор и не подал знак,
не шепнул товарищу: что и как
там — но глухо молчат о том.
Так что я все чаще теперь с трудом
уловляю воздух по-рыбьи ртом,
осеняясь в страхе честным крестом,
по сравненью с ними, считай, старик
и ищун закладок в межлистье книг.
Горстка нас — приверженцев их перу,
да и ту, пожалуй, не наберу.
Проще на дорожку из здешних мест
собирать по крохам миры окрест.