Минотавр прошел сразу в спальню и рухнул на кровать в одежде и ботинках из бычьей кожи.
— Ботинки сними. Я устал.
Лаврова стояла у кровати, опустив руки.
— Что в моей просьбе особенного? — раздраженно спросил Минотавр. — Ты же просила меня снять твои сапоги. Значит, для тебя это нормально.
«Логично, — подумала Лаврова. — Око за око, зуб за зуб».
Она наклонилась и стащила сначала один ботинок. Ее ладони покрылись тонким слоем городской пыли. Чтобы снять другой, Лавровой пришлось опуститься на колени. Носки Минотавра пахли тщательно выделанной в дорогой мастерской бычьей кожей.
Он присел на кровати и рывком за плечи поднял ее к себе. Она упала на его твердое, как вековой дуб, тело и сразу оказалась внизу. Минотавр пах не только бычьей кожей, он пах ненавистью. Это был запах раздавленных желудей, толченой дубовой коры и миндаля. Тяжелая, как свинец, бурая, как свернувшаяся кровь, вязкая как расплавленный гудрон, чужая ненависть растекалась по простыням. Лаврова тонула в ней, как в трясине.
Минотавр был грубым и жестоким, как распаленный кровью врагов завоеватель. Он раздирал на Лавровой одежду. Она защищалась руками и ногами как могла.
— Убью, — хрипел он. Его кирпичные губы крючились ненавистью.
Лаврова перестала сопротивляться. Ей стало страшно как никогда.
Когда его дыхание выровнялось, он сказал:
— Мой сын все время спрашивает о тебе.
Она улыбнулась и спрятала улыбку в подушке.
«Один ноль в мою пользу», — решила Лаврова.
* * *
Минотавр поставил сумку Лавровой в холле загородного дома. К ним навстречу выбежал Никита. За ним шла пожилая женщина.
— Галина Захаровна, — представил женщину Минотавр. — Няня Никиты.
— Она не няня. Я уже большой, — крикнул Никита.
— Раз большой, сам себе готовь, стирай и гладь, — бросила в ответ Галина Захаровна. — И убирай тоже.
Женщина без улыбки смотрела на Лаврову. В этом доме ей был рад только мальчик.
— Здравствуйте, — сказала Лаврова. — Наталья Валерьевна.
Она пряталась за Минотавром. Ей было не по себе.
— Привет! Пойдем, я покажу тебе твою комнату, — Никита взял Лаврову за руку и повел за собой.
«Слава богу, у меня будет своя комната, — подумала Лаврова и осеклась. — А как же? Кем он меня видит в своем доме?»
Комната Лавровой была на втором этаже. Из окна открывался вид на перевернутые чаши предгорья. Их густой еловый ворс отсвечивал на ярком солнце сединой. Вдалеке виднелись сливочно-клубничные вершины заснеженных гор.
Лаврова вышла на балкон. Никита держал ее за руку. Чужой ребенок болтал без умолку.
«Что же делать? — спросила она себя. — Зачем он меня сюда привез? И зачем я только согласилась? Дура! Какая же я дура!»