И здесь мы подходим, пожалуй, к самой трагической закономерности существования кочевых обществ. Скот легко накопить, но еще легче потерять от стихийного бедствия или вражеских набегов. В числе других причин это приводило к тому, что у кочевников всегда особенно сильно ощущалась потребность во взаимопомощи. Конечно, у кочевников была свая аристократия, богачи и бедняки. Но по сравнению с земледельцами они все же были более сплоченными, более объединенными общностью интересов. И свои аппетиты кочевая знать стремилась удовлетворить не столько за счет своих соплеменников, сколько за счет земледельцев. В конечном счете, что она могла получить с рядового кочевника? Еще немного скота. И к тому же разоренный соплеменник будет плохой опорой во время своего или вражеского набега. Другое дело — земледельцы. У них были богатства, не снившиеся кочевнику. И к тому же они были чужими.
От начала I тысячелетия до нашей эры, когда скифы впервые обрушились на Ближний Восток, и вплоть до позднего средневековья все новые и новые волны кочевников, сильные своей спайкой, дисциплиной, боевой выучкой, алчущие чужих богатств, нападали на земледельческие страны. Когда им сопутствовал успех, нередко рождались кочевые «империи», обычно эфемерные и недолговечные, но оставлявшие неизгладимый след в истории.
И все же недаром одному из советников Чингисхана принадлежал афоризм: «Хотя мы империю получили сидя на коне, но управлять ею, сидя на коне, невозможно». Пусть такие империи своим созданием бывали обязаны кочевникам, пусть кочевники нередко господствовали в них политически, но характер социально-экономических отношений в них определялся уровнем развития земледельцев. Да и сами завоеватели под влиянием завоеванного ими населения начинали менять образ жизни. В степи возникали города — центры ремесла, торговли и политической власти. Правящий слой кочевников нередко быстро превращался в господствующий класс оседлого населения, рядовые кочевники начинали оседать на земле.
Победа оборачивалась поражением, победители становились побежденными...
И еще. Кочевники менялись гораздо меньше и медленнее, чем земледельцы, потому что земледелие создает гораздо больше условий для развития и прогресса. К позднему средневековью соотношение сил изменилось решительно и бесповоротно. Против армий, вооруженных пушками, конница была бессильной. Кочевники стали обороняющейся стороной, им приходилось бороться за свою собственную свободу. Но свобода немыслима без прогресса, а прогресс кочевников немыслим без того, чтобы они перестали быть кочевниками.