«Эта штука летит вдвое быстрее, чем крикетный мяч с подачи любого чемпиона, — вспомнил Фергюсон слова Сэнди. — У нас один залепил ею смутьяну сблизи, так брюхо и пробил».
Протестантские рабочие кварталы выглядели такими же сырыми и мрачными, как католические, только разрушений было куда меньше. Люди, стоявшие в низких дверных проемах, бурчали невнятные слова приветствия, а пару раз их шутливо окликали девицы. Но сержант держался настороженно. Когда они вышли на улицу, ведущую к баррикаде из всякого железного хлама, отмечавшей конец протестантского и начало католического района, за ними увязались ребятишки, клянчившие значки.
Сержант, разозлившись, велел ребятне убираться ко всем чертям.
Фергюсон не сразу понял, что они шли уже по католической территории. Те же дома, re же слабо освещенные улицы, но люди — пожилые прохожие и молодые парочки — проходили мимо солдат без единого слова. Какая-то женщина, тащившая двух детей, прошла между солдатами, словно они были пустым местом. Фергюсон чувствовал себя как во сне, будто он идет через город глухонемых. Патруль зашагал по Фаррингтон-гарденс. Все двести домов ее сгорели, и черные изломанные силуэты их крыш мрачно вырисовывались на фоне зимнего неба. Они шли по этой призрачной улице, которая прежде была, наверное, такой же, как и та, на которой Фергюсон жил в Лондоне. Теперь дома здесь напоминали гигантские обугленные куски оберточной бумаги, которыми какое-то чудовище разжигало свою трубку.
— Здесь была смешанная зона, — пояснил Сэнди. — Протестанты подожгли свои дома, чтобы они не достались католикам, а католики — свои, чтобы те не достались протестантам. А кое-кто жег и те и другие.
— Они просто сумасшедшие, — заметил Фергюсон. — Я и сам католик, но не стану из-за религии сходить с ума. Правда, в церкви я почти не бываю.
— Тут и религия, и политика, и безработица, и еще бог знает что, — возразил Сэнди. — У них сорок процентов безработных. Делать им нечего, вот и куролесят.
— Если поймаете кого-нибудь из ИРА, что вы с ними делаете? — спросил Фергюсон.
— А сам ты как думаешь? — ответил Сэнди.
На следующее утро, в 4.45, Фергюсон вскочил с койки, разбуженный грубым толчком сержанта. Все были уже на ногах и черной краской мазали себе лица.
— Есть сведения, что несколько членов ИРА пришли навестить своих мамаш-старушек в Болимерфи. Десантники попробуют их взять, а мы их прикроем. Возможны осложнения, — предупредил сержант.
И они помчались что было духу за десантниками в жилой район. Добежав до тихих домов, стоявших рядом с церковью двумя параллельными рядами, солдаты пробрались в палисадники и засели под каждым окном. Не успели они перевести дыхание, как раздался крик. Потом за домом, где-то рядом с Фергюсоном, кто-то загремел крышкой от мусорного ящика. И тут же со всех сторон полетели камни и ритмично загрохали во дворах крышки мусорных ящиков, предупреждая людей из ИРА о присутствии солдат. Из глубины узкого прохода, крутясь, вылетела молочная бутылка и разбилась вдребезги у ног Фергюсона. Он едва отскочил в сторону от растекавшейся горящей жидкости. Какой-то солдат круто повернулся и выстрелил в проход.