В кабинете председателя правления, как обычно, было чисто, уютно. В уголке, около телевизора, сидел заместитель и поглаживал реденькие усы.
— Садись, Марья Петровна, — пригласил Николай Егорович. — Как здоровье?
— Не жалуюсь. Правда, весной гриппом болела. На ногах перенесла.
— Вот-вот. Потому и интересуемся, нет ли каких осложнений и, так сказать, дополнительных хворей. На ферме забот тебе хватает. Ордена-то не зря дают. А тут еще грипп… Короче, не разгрузить ли тебя от общественных дел?
— Скоро отчетно-выборное, — вставил зам.
— Верно, — продолжил Николай Егорович. — Может, тебе отказаться от председательства в ревизионной комиссии? Самоотвод культурно дашь — люди уважат.
— Да я пока вроде управляюсь. Собрание решит — того гляди, и самоотвод не понадобится… А за чуткость спасибо.
Через день председатель и его заместитель снова пригласили доярку. Опять поинтересовались самочувствием, а потом предложили:
— Опыт у тебя. Петровна, солидный — пять лет в ревкомиссии командуешь. Пусть другие теперь поучатся…
— А тебя в председатели женсовета рекомендуем, — раздумчиво дополнил зам, пощипывая усы.
Доярка пригладила выгоревшие на солнце русые волосы, спрятала улыбку в уголках губ.
— А надо ли? В совете и так боевая командирша! Все наши выпивохи и дебоширы Клавдии как огня боятся. С месяц назад Семеныч три часа уговаривал не вызывать в совет (как заглянет в бутылку — на жену кулаки поднимает), а передать дело, на худой конец, в товарищеский суд… Не умолил — вызвали. Третью неделю — как стеклышко. Клавку увидит — рысцой обходит…
— Ладно, ладно, — сказал председатель. — Будь здорова!
Но перед самым собранием Николай Егорович опять спросил на ходу:
— Не поехать ли тебе, Петровна, на курсы завфермами? Месяца три поучишься — выдвинем, в номенклатуру возьмем.
— А я и так в отстающих не числюсь, стало быть, в номенклатуре состою. Но поехать можно — подучиться никогда не вредно.
— Вот и хорошо! — обрадовался председатель. — Сегодня на собрании заявление сделай, что в связи с отъездом на учебу просишь не выбирать в ревкомиссию. Народ все понимает — уважит.
Марья Петровна подумала малость, а затем сказала:
— Хорошо.
…Доклад председателя ревкомиссии, как всегда, слушали внимательно. Даже говорливая телятница Ефросинья умолкла.
Марья Петровна резала напрямик:
— Председатель правления у нас человек работящий, знающий, а вот Устав колхоза и финансовую дисциплину нет-нет да нарушит. К примеру, прибавил зарплату личному шоферу. Законно? Нет, незаконно. Купил для кабинета телевизор. Дело, может, и нужное, да без разрешения правления, без Совета. А почему ты, Николай Егорович, списал тридцать центнеров загубленных семян гороха? Их же Митрич, кладовщик, сгноил. Опять незаконно. А с чего закатил банкет артистам филармонии? От доброты душевной? Покормить людей надо, это верно. Но зачем же гульбище устраивать?