Календула летела рядом и разговаривала с ними обоими:
— Мы почти долетели. Я вижу замок. Давайте же! Мэтти, ты должна выжить!
— Я стараюсь, стараюсь, — раздавались в ответ слова не то птицы, не то человека.
Наконец они влетели в восточное окно своей башни. Мох был слишком слаб, чтобы подняться на насест, поэтому опустился на пол. Остальные птицы подхватили когтями солому и накидали вокруг него. Мэтти плакала в душе: «Мы разделяемся, но я так же измучена, как мой старый сапсан».
— Мэтти, скажи что-нибудь. Скажи что-нибудь! — молила Календула.
Но та не могла говорить, а лишь смотрела куда-то за голову Моха. Она видела, что птичья грудь вздымается все слабее, а глаза ничего не видят. Промежутки между вздохами становились все дольше, до тех пор, пока… пока…
В полумраке палаты прокаженные столпились вокруг девушки.
— Она еще дышит? — спросила Елена.
— С трудом, — ответил безногий старик. — Она не дотянет до утра.
А Мэриан чувствовала, что тает, будто ночная роса на рассвете. Она не ощущала боли. Вообще ничего. «Смерть не так уж и ужасна, — подумала девушка удивленно. — Она как будто старый друг, терпеливо ожидающий тебя в конце очень долгого пути. И если бы у меня были силы, я побежала бы ей навстречу. Да, я влюбилась в Смерть. Влюбилась…»
— Он умер, верно? — сказала Моргана, глядя на неподвижную кучу перьев в углу.
— Да, — ответила Календула.
Они все почувствовали, что Мох умер. По помещению как будто прошел ветер, потом он перешел в шепот, и наконец наступила тишина. Сапсана не стало.
— А Мэтти? Она тоже умерла? — спросила Моргана.
Птицы стали крутить головами в разные стороны. Воцарилась такая пустота, какой никто из них не ведал. Никто не мог вымолвить ни слова, все дали волю ощущениям.
— Мэтти! — прошептала наконец Календула. Но ответа не было.
— Ее здесь нет, — сказала Лира негромко.
Вдруг Календула почувствовала, что все ее существо охватила дикая ярость.
— Надо лететь! — воскликнула она.
— Куда? Зачем? — спросила Лира.
— Она должна быть где-нибудь, — ответила Календула твердо. — Это… — она бросила взгляд на то, что недавно было Мохом, — это не Мэтти.
— Календула, я знаю, что ты любила ее как никто другой, — сказал Улисс. — Благодаря тебе она стала почти соколом, а ты благодаря ей — почти человеком. Но ее больше нет. Она умерла.
— Но, Улисс, даже мертвой она должна где-то быть. Тело Моха ведь здесь… — Голос Календулы сорвался. Она не могла представить Мэтти мертвой. — С ней случилось много ужасного, и тут мы не в силах ничего поделать. Но клянусь памятью Мэтти, я отомщу ее врагам.