Мы из ЧК (Толкач, Кочетков) - страница 16

Контролер заглянул под полки и в багажник, милостиво разрешил:

— Езжай.

Только он завернул в коридор и начал проверку соседнего купе, а ему характеристика:

— Голодранец!

— Черного Ворона на тебя бы! — Бритоголовый, как рассерженный бугай, глядел вслед проверяющим.

— Режут ее помаленьку, власть красную! — Голос сверху принадлежит длинному человеку под серой солдатской шинелью. Глаза поблескивают в полутьме, как у пьяного, а холеные щеки отекли.

«Царский золотопогонник!» — со злостью думал я, вспоминая, как два дня назад вот такой же тип убил наповал нашего чекиста и пустил себе пулю в лоб. Я не мог и представить себе в тот час, сколько раз в жизни потом скрестятся наши дорожки с этой серой шинелью, стеклянными глазами.

В вагоне разговоры о Махно. «Батько» обосновался в своем родном селе Гуляй-Поле. Налетает и жжет. Убивает и вешает. Грабит и насильничает. А прискачут красные конники — всюду пашут землю, ухаживают за скотиной, лузгают семечки — обычные селяне. Попробуй разберись, кто из них бандит, а кто честный крестьянин.

Мы едем в Пологи, село рядом со «столицей» махновских головорезов: участились налеты на железную дорогу. Бандиты облюбовали железнодорожный узел: добыча верная! И ездить от Гуляй-Поля недалеко. Есть свои наводчики: прибыл поезд с ценным грузом, сигнал — и махновцы тут как тут! Выведать бандитский актив — вот наша задача.

На перроне в Пологах Васильев прошептал:

— Проверяет Мухин документы, а у меня поджилки трясутся. Он видел меня в дорожной ЧК. Думаю, узнает, ляпнет на весь вагон: «Здорово»! Вот была бы конспирация!..

— Не узнал, как видишь, — успокоил его я. — А Мухин этот чекист?

— Нет. Железнодорожный контролер. А в ЧК сообщает, если заметит что подозрительное.

— До встречи! — крикнул нам Фисюненко, надвигая брыль на лоб, и зашагал кривой улочкой, обрамленной затравяневшим тыном. Ушел и Вася устраиваться на жительство.

Вечерело. Солнце проглядывало из-за веток яворов, что изломанным строем стояли по-над Кривым Шляхом — главной улицей Полог. Над дорогой висело серое полотнище пыли, поднятой скотиной. Коровы мычали возле своих дворов. Пахло свежим сеном и дымком вечерних костров.

За углом я увидел сгорбленную старуху, прутом шугавшую ленивых, объевшихся за день гусей. Они с сытым гоготом косили головы на хозяйку и не торопясь, по-генеральски, вышагивали прижимаясь к осевшему тыну, оплетенному хмелем.

— Добрый вечир, маты! Часом не знаете, хто пустит на квартиру? — Я старался говорить по-украински.

Бабуся подняла безбровое лицо, сощурив маленькие, глубоко посаженные глазки: