Надо было чем-то ответить ей, сказать ли; хорошо хоть, что предупредила… «А что там, в статье?» — «Да всё, считай, правда… молоток! Про политику там ещё — ну, нам она до фени. Да, не сказала: выпечка уж пошла, с хлебзавода! Полгорода плюётся, буханку разрежешь — затхлым прёт, как от носков… Не, так их и надо, гнид! Орать на нас… мы-то тут при чём?! Набивают животы себе, всё им мало. А тебе тут не жить…» — «Не жить», — согласилась она, встала. «Увольняться будешь?» — «А что ещё?» — «Да, а Славик-то — звонит! Вы чево это, как в море корабли, что ль?.. Что ему говорить-то?» — «Скажи, что уехала, — не удивилась она. — Насовсем». — «Правда?!» — «Правда. Ну, потом об этом…»
В лабораторию вернулись, всё впустую ещё, и она тут же номер Ивана набрала — некуда было идти, кроме него… только бы застать. И, слава богу, на месте оказался, бодрым был, обрадовался: да, конечно и всенепременно, жду!.. На выходе встретила Катю с ведёрком и щупом в руках, в тревожные, о чём-то умоляющие глаза заглянула и, поцеловав в лоб, сказала: «Не бойся, девочка моя…» — и ей, и себе это сказала.
Впору было Натали позавидовать, у той-то трудовая уже на руках… И что ей приготовили, из крысятника? Впервые по-настоящему страшновато стало: вот теперь-то в открытую… Это ж банда, стопчут. По любой же статье, самой худшей, выкинут, и куда она с этим потом — в суд? А главное, наизгаляются, вся она теперь в их руках…
Базанов как-то лихорадочно весел был, хотя заметно осунулся — или ей показалось? Встретил, усадил, кофе навёл и перед нею поставил, разом все бумаги сдвинув на столе, место освободив:
— С работы? В курсе теперь? Ну, разворошили мы кодлу эту!.. Рассказывай, что там…
Слушал, глазами блестя, кивал — весь нацеленный на что-то, нетерпеливый, даже и глядел-то мимо словно… и хорошо, всё ж была у неё опаска, что балагурить опять начнёт, смущать, взглядами этими связывать…
— …и Людмила эта, — повторила она, — вот уж не думала, что продаст. Говорю же, проблема мне теперь — увольняться…
— Нашла, Люб, чему удивляться, — с усмешкой, пожалуй что и с сожаленьем, ей сказал Базанов. — Русские сейчас как… зайцы, своей же продажностью окружены, морем разливанным. Самопредательством — каждый, считай, божий день я с этим нос к носу… В мелком, крупном — во всём! И деда Мазая на нас нету, или хоть дядюшки Джо… одно слово — совки. Что, тоже словцу удивляешься? О-о, тут и оскорбляются, в бутылку лезут — вражеский термин, мол… Да не в термине дело — в диагнозе! А он точен, врагам надо должное отдать: совок — это русский человек советского изготовленья, не умеющий и даже не желающий ни думать по-настоящему, ни действовать, иждивенец, только и всего… А раз не хочешь думать сам — значит, верь во всё, что тебе мошенники из телеящика скажут… приставкой к телевизору будь. Тут рви рубаху, не рви — правда ж! И совки эти на всех уровнях, у демократов-колбасников, кстати, тоже… Меня вот, представь, из-за нашей статьи даже мой шеф не прочь кинуть… — Он говорил это, впрочем, посмеиваясь, как о чём-то привычном и малость забавном. — Да-да, шеф, один из столпов оппозиции номенклатурной, провинциальной нашей — такой на него накат с губернских верхов организовали… Какую-то, Люб, артерию мы им пережали, питательную трубку, а мой не предполагал этого, сразу не смикитил. И хотел уж, истерию позавчера нагнал: не проверено, не факт, то да сё — а тут хлебушек в магазины пошёл… слышала? — Она кивнула, удивляясь весёлому пренебреженью его, вот бы ей так — Факт пошёл! И кинул бы, запросто, как кость коллегам своим бывшим по обкому, — а за мной город!.. Не очень-то и вякают, правда, лопают… нашим терпеньем валенки подшивать, сносу не будет. Но ничего, какой-нибудь протест да организуем! Кстати, вот статья-то, возьми, не читала ещё? Мало что раскопать удалось — ну, поставщиков там, посредников; а с остальным глухо, это следственную бригаду надо, с полномочиями… И та, по вопросу по женскому… хотел же тебе дать, отложил. Ага, вот! Почитай, тебе-то надо…