Несомненно, он души не чаял в своей жене. Иден с завистью перехватила его взгляд, обращенный на Палому.
У него характер собственника, подумала она. Но если Палому это устраивает, никому до этого не должно быть дела. Кроме того, он, кажется, не против того, чтобы Палома работала. Вчера вечером он рассказывал о том, с каким увлечением она занимается садом. Сад у них действительно отличный. Палома молодец. Но, содрогнувшись при мысли о том, как красивые руки этой женщины копаются в земле, Иден вернулась к происходящему в павильоне. Двое девочек-близнецов держали на руках по одному маленькому братику, тоже близнецу. Да, ближайшие несколько месяцев Паломе не придется пачкать руки в саду. Будет достаточно других хлопот.
— Ты заметил, — шепнула Иден своему помощнику, — что у новорожденных волосы такого же цвета, как и у их сестер?
— Ну и что же?
— Ничего, просто мне показалось это забавным.
Но если девочка, что повыше, не дочь Паломы, то я готова съесть свою прелестную модную шляпку, подумала Иден.
— Тебе многое кажется забавным, — весело отозвался помощник.
Она пожала плечами. Что бы ни происходило раньше в их жизни, сейчас они стали одной большой дружной семьей. Девочки, видимо, обожали Палому и не скрывали своего умиления при виде братьев.
— Ты будешь еще рожать? — спросила Иден час спустя, когда они с Паломой уединились.
— Нет. Врачи сказали, что у меня может снова родиться двойня, и мы решили, что четверых детей нам достаточно.
— Да, пожалуй, детка, — отозвалась Иден хрипловатым голосом. — Лучше не испытывать судьбу. Прими мои поздравления. Я думала, что ты сошла с ума, когда решила бросить работу, но теперь я тебя понимаю.
Палома поймала взгляд Джона. Он приподнял свой бокал, приветствуя дам, и двинулся к ним через всю комнату. Сердце ее затрепетало. Она так любила его! Каждый прожитый год умножал ее счастье.
Поздно вечером, когда девочки уже лежали в постелях, она зашла, чтобы поцеловать их на ночь. Они были изумительными хозяйками и нянюшками этим вечером. Когда Палома показалась в дверях, обе девочки лукаво переглянулись.
— Давай, Виола, спроси лучше ты, — сказала Лавиния, сидевшая на краешке сестриной кровати.
— Спросить? О чем?
Странно было видеть на лицах дочерей одинаковое выражение тревоги и возбуждения. Некоторое время обе молчали, но потом Лав выпалила:
— Мы хотим знать — ты наша настоящая мама?
Наступила тишина. Лав закрыла рот ладошкой, и ее зеленые глаза, такие же, как у Паломы, расширились от ожидания.
— Да. Я ваша мама. — Голос Паломы оставался спокойным, хотя сердце чуть не выпрыгнуло из груди.