Таким же образом лекарь вправил и другую руку. Щелчок, электрический импульс в плече, приведший сердце в состояние ступора, и блаженный покой.
Я мысленно крестился, боль отступила. Попробовал пошевелить пальцами и понял, что руки ни капельки не слушаются.
— Недельки три-четыре покоя, и с вами будет все в порядке, — сказал довольный лекарь. — Организм молодой, сдюжит.
Интересно, дадут ли мне эти недели покоя или вновь потащат на допрос, как только Фалалеев порешает все вопросы с начальником?
Пока предавался размышлениям, пришли конвоиры.
— Куда его девать? В старую камеру-одиночку али как?
— Бросьте к его дружку, фон Брауну. Пущай вместе сидят.
— А смотрение ему какое?
Очевидно, речь шла о режиме содержания.
— На первое время обыкновенное пущай будет, — бросил чиновник. — Но если правила нарушит, сразу на цепь сажайте.
В сказанном было столько ненависти, что ее бы хватило на целый город.
Меня снова провели по подвалу, подвели к камере, из проема выглянуло сонное лицо солдата, пропахшего селедкой и чем-то похожим на краску.
— Петров, принимай нового «хозяина», — весело сообщил конвойный.
Как я узнал позже, солдаты, прикрепленные к каждой из камер, «хозяином» называли заключенного, который в ней содержался.
— Тоже немец? — вздохнул Петров.
— Ага, барон курляндский фон Гофен, — подтвердил конвойный.
— Опять по-человечески не поговорить, — сокрушенно произнес Петров. — Немчик, что у меня сидит только «вас» да «нихт ферштейн» лопочет.
— Нет, этот вроде как русский разумеет.
— Да ну, — обрадовался Петров. — Давай-ка его скорее сюда. Он ведь после дыбы, пусть отлежится. А Карлу моего на розыск поведете?
— Пока не велено. Ушаков нынче злющий, дрозда канцеляристам дает. Фалалееву снова на орехи досталось. Не до розысков пока.
— А насчет жалованья, что слышно?
— Задерживают пока. И денег, чтобы кормить арестованных не дают. Двух копеек жалеют.
— Выходит, мне их за свои кровные харчевать? — расстроился Петров.
— А вдруг повезет? Может они богатенькие, — предположил конвойный.
— Вряд ли, — сокрушался Петров. — Тот пацан, Карла, гол как сокол. Ежели были у него деньги, так при обыске все скрали. А вы проходите, барон, не стесняйтесь. Кто знает, сколько здесь проведете, — обратился он ко мне.
Меня ввели в камеру пропахшую дымом, нечистотами и смрадом.
— Располагайтесь, — пригласил Петров. — Как говорится, чем богаты…
Небольшое окно, скорее похожее на бойницу, было закрыто решеткой и деревянным щитом. Тускло горела свечка. На затопленной печке стояли закопченные чугунки. В одном из них вкусно пахнущее варево помешивал большой деревянной ложкой второй солдат.