«Нас послушать со стороны, и можно заказывать мне место в соседней с Федором Егоровичем палате», — эта мысль холодным душем окатила Марину, когда рядом с их столиком возникла девушка с подносом:
— Вы заканчиваете? Уходите?
— Что? — хором воскликнули, как вздрогнули, Марина и Федор Егорович.
Марина подумала о том, что по ней плачет койка в психлечебнице. Федор Егорович стал нервно рвать на мелкие кусочки бумажную салфетку.
— Не уходим! — ответила Марина и в доказательство взяла последний пирожок, вонзилась в него зубами.
Будто их могли насильно согнать с места. Девушка пожала плечами, ушла прочь.
Федор Егорович явно устал, выдохся, но лицо его подрагивало от счастливых чувств. У дочери Марины точно так дрожали щечки, когда малышку выбрали Снегурочкой на детсадовском утреннике. «Мамочка, — спросила она тогда, — почему, если очень хорошо, плакать хочется?»
— Я мечтал бы снова написать ваш портрет, — признался Федор Егорович плачущим от волнения голосом. — После многих лет, столетий! Вы позволите?
— Мысленно рис… писать будете? — уточнила Марина.
— Естественно. Кисти я оставил в Проторенессансе.
— Далековато. Пишите! — позволила Марина.
— Мария двадцать первого века. В джинсах и с короткой стрижкой. Мне нужно вас запомнить. Извините, я рассмотрю.
И он действительно принялся ее рассматривать, серьезно и методично. Так ягоды с куста собирают: сорвал одну, положил в лукошко, вторую сорвал, туда же отправил. Федор Егорович стрелял взглядом-щупом Марине то в лоб, то в переносицу, то глаза исследовал, то рот. И все отмеченное будто проглатывалось, валилось в невидимую копилку.
— Федор Егорович, — пристально изучаемая Марина едва шевелила губами, чтобы не мешать художнику, — где вы писать будете? Может, вам лучше вернуться в больницу? Как вы оттуда удрали?
— Очень просто. Нас вывели, — не прекращая «копить наблюдения», ответил Федор Егорович, — на так называемую трудотерапию, листья убирать. Я уважаю физический труд, но принуждение к нему считаю унизительным пережитком рабства. Когда санитар отвернулся, я бросил грабли и направился к выходу из клиники.
— Возьмите у меня деньги, пожалуйста!
— Зачем?
— На такси, чтобы добраться до больницы. Там ведь хорошие условия для… для художника?
— Жаловаться не стану. Да и какая альтернатива? На вокзале ночевать? — спросил он совершенно трезво.
— Вот и прекрасно, — поднялась Марина. — И мне пора, дочь из школы нужно забрать.
Двигался Федор Егорович между столиками, по коридору, по тротуару, когда вышли из кафе, сомнамбулически — ноги от земли не отрывал, шаркал и смотрел прямо перед собой невидящим взглядом.