В ноябре Марфа Никитична почувствовала, что пристало ей рожать. Иван Фокич побежал за доктором, но был канун октябрьской годовщины, гололед, старик расшибся и всю ночь пролежал без сознания возле торговых рядов против бывшего своего особняка. Только наутро его подобрали веселые комсомольцы-демонстранты, принесли в дом и обнаружили, что Марфа Никитична родила, лежит без сил, а подле нее беззвучно орет красный младенец с вызывающим родимым пятном на ягодице. Кинулись помогать всем троим, и младенцу, и роженице, и старику, но Иван Фокич лишь ненадолго к вечеру очнулся, ему поднесли к лицу ребенка, однако по замутненным глазам старика не было никакой возможности прочитать, увидал ли он, что просьба его к Небу услышана. В ту же ночь он скончался. Опасались также за здоровье Марфы Никитичны, но она на удивление всем скоро выздоровела и впоследствии рассказывала своей соседке, бывшей монахине шаровского Успенского монастыря, старухе Солдатовой, что уже ангел повел ее за мужем, но они оба упросили Божьего посланника дать ей ровно столько лет, сколько потребуется, чтобы поставить дите на ноги. Бывшая монахиня – женщина весьма трезвая и рассудочная – отнеслась к рассказу Марфы Никитичны с недоверием и положила, что бедняжка от переживаний слегка помешалась, но Марфа Никитична была здорова, крепка телом и духом и сосцы ее оказались полными молока.
Поначалу она не знала, как будет одна поднимать ребенка, но, верно, было что-то счастливое в его судьбе, вскоре все образовалось: Марфа Никитична сумела найти себе работу, а ребенок, названный Дмитрием в честь Дмитровской родительской субботы, рос по-голубятниковски смирным, не орал, не болел, хорошо спал ночами и по нужде с малых лет просился на горшок. Когда мальчик немного подрос, он быстро выучился читать, проводил много времени в уединении, подкармливал сбереженным тайком от матери хлебом ободранных шаровских кошек и голубей и был похож на маленького херувима – кудрявый, золотистый, упитанный. Нежданную Марфину радость, награду за потерю троих детей, огорчало лишь то, что не вместе с нею радуется Иван Фокич.
Мать и сын прожили в одной комнате восемнадцать лет, пережили войну, пережили голод, а потом, в тот день, когда совершеннолетний Дмитрий Иванович, по счастию никогда не знавший слова «лишенец», отправился голосовать и, осуществив первейшее право и долг верноподданства, благополучно вернулся домой, Марфа Никитична почувствовала, что ее время кончилось, все, что она могла сделать для сына, она исполнила. Она перекрестила своего последыша, попрощалась с ним и рано легла спать. Наутро он нашел ее холодной, с покойным и благостным выражением лица.