— Мне некуда звонить. Не прогоняйте меня.
— Что значит — не прогоняйте? Ты здесь собралась ночевать?
— Куда же деваться? Они стерегут на улице.
— А я при чем?
— Вы ложитесь, а я тихонечко посижу до утра.
За свои сорок пять лет я наделал столько глупостей, что одной больше, одной меньше — уже не имело значения.
— Водки еще хочешь?
— Хочу.
Я налил ей и себе, поставил на стол тарелку с нарезанной колбасой, хлеб. Когда-то в прежние времена именно такие неожиданные застолья, как выяснилось впоследствии, скрашивали жизнь. Только их и стоило вспоминать.
— Рассказывай.
— Что рассказывать?
— Что, кто, почему, за что? Кто ты такая?
— Я кто такая?
— Ну не я же. Про себя я все знаю.
Дальше она произнесла фразу, которая произвела на меня сильное впечатление.
— Вы так разговариваете, потому что я в беде. Это неблагородно.
— Как я разговариваю?
— Грубо. Как на допросе.
— Значит, тебя уже допрашивали? Бывало дело?
— Можно выпить?
— Пей.
На сей раз она едва пригубила, не сводя с меня прекрасных темных глаз, наполненных слезами. Я не верил в искренность этих слез, как заранее не верил ничему, что она могла рассказать о себе. Зато подумал о том, что это юное, шальное дитя больного города, без сомнения искушено во всех премудростях любви, то есть в том, что все они понимают под этим словом. Дай Бог памяти, четвертый месяц у меня не было женщины. Так получилось, обходился как-то.
Ночь, доступная красотка, водка, страх смерти — ситуация искрила. Примитивная, надо заметить, ситуация, если не сказать больше.
— А вас как зовут? — изобразила светскую улыбку, получилась зверушечья гримаска. Я назвался: Иван Алексеевич. Почему не назваться.
— Вы один живете?
— Тебе до этого какое дело?
— Да нет, я просто так…
Слово за словом, постепенно все-таки разговорились. Кое-что удалось выведать. Естественно, никакой искренности между нами быть не могло, говорили на разных языках. Для меня Оля (Оленька!) — затравленная московская девочка, существо, утратившее человеческий облик, живущее бредовой мечтой о западном рае, подрабатывающее то тут, то там, то тем, то этим; я же для нее монстр пещерной эпохи, с большой натяжкой годящийся на роль клиента. Меня интересовало, в какую историю она влипла, и чем мне грозило ее появление в доме.
Произошло с ней нечто жутковатое (не по их, разумеется, меркам). Развлекались в компании, выпивали, балдели, оттягивались, и трое пацанов затеяли забаву, принялись насиловать одиннадцатилетнего мальчонку. Остальных заставили смотреть. Как учат по телевизору: нетрадиционный секс. Потом некоторых из присутствующих, которым забава почему-то показалась чересчур пряной, изрядно помяли. Оленьке удалось улепетнуть, за ней погнались двое отмороженных, и если бы я не открыл, возможно, ее бы сейчас уже не было в живых. Характерная и, в сущности, ничем не примечательная история.