— Я себе не враг.
Когда он ушел, пожелав спокойной ночи, я первым делом полез в потайной внутренний карман пиджака. Записки там не было.
18. СНОВА ТРУБЕЦКОЙ
Водитель, разбитной, веселый парень с лицом рязанского крестьянина, сбросил увязавшийся за нами «хвост» на первом же перекрестке. Лихо мотанул под красный свет, а потом сделал «мертвую петлю» по трем переулкам, таким узким, что, казалось, на них и двое прохожих едва ли могли разойтись без обид.
— Пусть побегают, — самодовольно хмыкнул парень. — Здесь не у Пронькиных.
Его звали Саша. Ехали мы не меньше получаса, и он с удовольствием взял на себя роль экскурсовода: дворец Дожей, площадь Гарибальди, улица Красных фонарей… Венеция, город чужого счастья, пласталась перед нами, как нарезанный на неровные ломти свадебный торт.
— А где же каналы? Где вода, гондолы?
— Это в нижней части. Нам туда не надо. Да там и нет ничего хорошего. Вонь и утопленники. Конечно, если вечерком смотаться, можно классную телку подцепить.
— Какие же там утопленники, Саша?
— Вроде нас с вами. Надумали поплавать, порезвиться, а их и затянуло. — Со своей рязанской мордой, с деревенскими ужимками он так удачно вписывался в просторное солнечное утро, что я невольно заулыбался, хотя на душе кошки скребли.
Спозаранку наведался Федоренко, мы вместе позавтракали. Он сказал, что за ночь кое-что обдумал и пришел к окончательному выводу, что я веду двойную игру. Более того, не осуждал меня за это, понимал — я нахожусь под гипнозом, под влиянием сучки, и не волен в своих поступках. Но предупредил, что сучка при ее всем известной изворотливости может уцелеть, откупиться, у меня же такого шанса не будет. Еще один прикол с моей стороны — и я уже не вернусь в Москву своим ходом, а в лучшем случае попаду туда в холодильнике. Я поклялся, что и в мыслях не держу никаких приколов, и сгоряча даже добавил, что на сучку мне наплевать, а его, Федоренко, почитаю почти за родного брата, потому что он справедливый, честный, образованный человек, от которого я не жду ничего плохого.
Надо было видеть его рожу, когда он выскочил на крыльцо и заметил, как я сажусь в золотистый БМВ с открытым верхом. Он был похож на Деда Мороза, у которого стырили мешок с подарками. Трое хлопчиков, среди коих был и давешний обидчик, подобно тараканам, шустро нырнули в припаркованную «тойоту», но, как было сказано, довели нас лишь до первого светофора. Чем мне грозила эта выходка, не хотелось думать. Впрочем, я не собирался возвращаться в гостиницу.
Перед воротами типовой двухэтажной виллы, с пряничными балкончиками, с затейливой, в несколько ярусов крышей, Саша притормозил, погудел. Железные ворота распахнулись с визгливым скрежетом. Через двор Саша проехал к каменному гаражу, и, когда я вылез из машины, ко мне уже бежала смеющаяся Полина. Она одна умела бегать так, словно за ней струился шлейф серебряной солнечной пыли. Подбежала — и кинулась на грудь. Зацеловала, затискала.