Избавиться от Володи оказалось не так-то просто. Он заявил, что вправе знать, ради кого и ради чего рисковал жизнью.
— Это я рисковал, когда с тобой поехал.
— Кто она такая, Коромыслов?
— Одна знакомая.
— Не финти, Миша. У тебя не может быть таких знакомых. Как, впрочем, и у меня. Она из смежного мира.
— Чего ты хочешь от меня?
Он ничего не хотел, но глаза его пылали ясным светом пробившегося из-под алкогольных глыб интеллекта.
— Боюсь потерять собутыльника, Мишель!
Я отслоил ему стотысячную купюру, а на вопрос, где их печатаю? — не ответил. Наконец он ушел, пообещав вскорости вернуться уже с заправкой.
— Ради Бога! — взмолился я.
Полина спала, повернувшись к стене. Ворох темных волос причудливо разметался по подушке. Около двух часов я провел возле нее, иногда вставал, бродил по квартире без всякого дела Чутко прислушивался к каждому звуку. Ощущение, что вместе с Полиной в доме поселилась беда, было столь же стойким, как запах дерьма в общественном сортире. Но впервые этот запах не вызывал у меня рвотного рефлекса.
— Больно, Миша! — сказала она, проснувшись.
— В каком месте?
— Везде.
Она порозовела то ли со сна, то ли от жара.
— Давай померяем температуру.
— Миша, у тебя есть знакомый врач?
Знакомых врачей у меня было предостаточно, потому что моя бывшая жена Ирина была рентгенологом. Но я понял скрытый смысл ее вопроса. Она спрашивала о таком человеке, который, если понадобится, сумеет держать рот на замке. И такой тоже у меня был — Мирошник Глеб Ефимович, неугомонный искатель смысла жизни. Я тут же позвонил ему домой, вспомнив, что сегодня суббота. Глеб Ефимович сам снял трубку. Три года назад он перешел работать в какую-то суперкоммерческую клинику закрытого типа, где лечились люди ранга золотой пластиковой карточки, и с тех пор даже голос у него изменился, по тембру напоминал теперь баритон покойного Левитана, а прежде Глеб Ефимович, будучи на государственной зарплате, скрипел, как несмазанное колесо. По телефону новый левитановский баритон воспринимался нормально, но при непосредственном общении создавался комический эффект: голос никак не соответствовал унылому, костлявому, неряшливому облику владельца. Я попросил Глеба Ефимовича немедленно приехать, чему он не удивился: наше прошлое и кое-какие совместные похождения давали основания для такой просьбы.
— Ты помнишь, сколько мне лет? — спросил Глеб Ефимович.
— Шестьдесят два года. Но это не совсем то, о чем ты подумал, Глебушка.
— А-а, очень жаль… В таком случае ты в курсе, какие нынче гонорары?
— Не тяни резину, Глеб. Бери такси — и гони.