— Как плечо? — спросил я.
— Почти не болит… Успокойся, Миша, все плохое позади.
— Знаешь, — признался я, — я все ожидал, кто-нибудь выстрелит нам в спину. Прямо лопатками чувствовал. Все эти рожи… Брр!
— Глупенький, я же с тобой!
Я посмотрел в ее глаза, спокойные, глубокие — два темно-синих озерка.
— Полина, это все-таки безумие.
— Не большее, чем вся наша жизнь, милый.
— Почему ты так говоришь? Что ты знаешь о моей прежней жизни?
Взяла мою руку, сжала.
— Ты же понимаешь, что я права.
— Хочу еще выпить.
— Конечно, милый. Вместе выпьем.
Подняла руку — тут же к нам вернулась стюардесса со своим подносом. На сей раз я просмаковал напиток и закусил миндалем. Черт возьми, с каждой минутой я чувствовал себя все лучше. Более того, я почти блаженствовал, и это было трудно как-то логически объяснить. Вероятно, только так глупость, которую я совершил, была столь велика, что вытеснила из сознания все обычные тревоги. Точно так человек, пораженный роковым недугом, напрочь забывает о грозящих ему мелких инфекциях и недомоганиях.
— Когда-нибудь, — сказал я без всякого сожаления, — ты просто вытрешь об меня ноги, как о половую тряпку. Сейчас я зачем-то тебе нужен, а завтра…
— Завтра все будет точно так же, — заверила она так убедительно, что, будь мне двадцать лет, я бы поверил.
— Почему ж обращаешься со мной, как со слепым котенком?
— О чем ты? — она допила свое шампанское.
— Куда мы летим? Зачем? Кто ты? Чем занимаешься? Полная тьма.
— Неужели не понимаешь?
— Что не понимаю?
— Я же берегу твои нервы.
Эта фраза подействовала на меня странно. Словно вернула из злодейского мира, куда я неожиданно окунулся с головой и где люди стреляли друг в дружку из окон, а безобидных пожилых граждан для вразумления били мордой о капот, вернула в ту реальность, в которой я благополучно протянул свой полтинник и в которой такие понятия, как «нервы», «работа», «усталость», «добрые чувства», имели свой первозданный смысл. Нынче, как известно, большинство из этих и им подобных слов употребляют лишь для того, чтобы поиздеваться над убогим совковым бытом.
Полина начала клевать носом и, положив голову на мое плечо, мирно задремала. Тоже сценка из давних, незабвенных времен: намаявшаяся женщина доверчиво отдыхает на плече своего избранника. Стараясь ее не тревожить, я закурил и более внимательно оглядел салон. Публика разношерстная, чистая, респектабельная, и на удивление — ни одного клубного пиджака. Люди как люди — пожилые пары, тихонько переговаривающиеся, солидные господа, накачивающиеся спиртным на халяву, две-три прелестные, модно упакованные девчушки, возможно, отправившиеся на поиски нелегкого топмодельного счастья, — полусонная атмосфера комфортного полета на высоте за десять тысяч метров. Философски рассуждая, человечество веками билось лбом о мерзлую землю, чтобы создать наконец для кучки обеспеченных людей возможность столь необременительного передвижения на громадные расстояния…