На последней парте (Халаши) - страница 3
Вот бы Яни-мороженщик обрадовался! Да Кати и с поезда не успела бы сойти, а Яни уже совал бы ей в руки стаканчики с мороженым.
«Скорей, скорей! — тараторил бы он. — Помоги продавать, беги вперед, прямо к паровозу, по два форинта штука, смотри не забудь, по два форинта!..»
Яни говорил это всякий раз, как видел ее, и Кати всякий раз преспокойно слушала. Но…
Но стоило бабушке выпустить ее из виду, как Кати выскальзывала за дверь и во весь дух мчалась на станцию, где Яни уже поджидал ее во всеоружии — с ведерком льда и в неизменной своей белой полотняной куртке. Честно говоря, называть куртку белой можно было лишь условно, как Калмана Бубу — ответственным за дисциплину. Буба шалил и проказничал ничуть не меньше остальных ребят, но учитель в один прекрасный день все же объявил его «ответственным». Вот и Яни объявил свою куртку белой, хотя никому другому это и в голову бы не пришло. К тому же куртка отливала всеми цветами радуги — то были следы самых различных сортов мороженого, от ванильного до клубничного. На куртке пестрели даже шоколадные пятна, хотя Кати не помнила, чтобы они хоть раз торговали шоколадным мороженым.
Эх, окажись Кати сейчас дома, Яни сразу сунул бы ей в руки холодные бумажные стаканчики, а когда будапештский скорый погрохочет дальше, предложил бы стаканчик на выбор: хочешь — бери ванильное, хочешь — абрикосовое.
А потом побежала бы Кати домой, прямо через заросли акаций, так ведь ближе! За развалинами кирпичного завода уже видна их улица — Сажная. На самом деле она не Сажная, а улица Данко[1], так и на табличке написано, что висит на крайнем доме, но все называют ее по старинке Сажной.
Вошла бы она на кухню, а там бабушка. Сидит, бобы перебирает. Небось и головы не подняла бы, только и сказала б: «Долгонько пропадала!»
Уткнулась бы тогда Кати лицом в черную оборчатую, всю в жирных пятнах юбку бабушки и поклялась бы: «Никогда больше не уеду!..»
От этих мыслей Кати совсем расстроилась и, наверное, тут же бы разревелась, не вспомнись ей вдруг пештский вокзал.
А что расстроилась, так это понятно. Еще бы, когда все ее покинули! Тетя Бёшке на работе, папа договаривается о чем-то в кооперативе вязальщиков корзин, где он будет работать, Руди и Шаньо пошли на кирпичный завод устраиваться… А ее просто заперли в комнате, и все.
Хорошо еще, что она про пештский вокзал вспомнила! Жаль было перебираться в Пешт, но ради вокзала этого — стоило! Дома и за неделю столько событий не произойдет, сколько на Восточном вокзале за один только час.
Когда они выбрались все на перрон, Кати посмотрела на папу и спросила: