Его отец не обращал на него внимания.
– Я хочу, чтобы его арестовали, де Ревелль. Я больше не желаю слышать никаких возражений, если вы хотите оставаться шерифом этого графства.
Де Курси энергично кивнул головой.
– Самое меньшее, он должен предстать перед судом и дать ответ о своих деяниях. Сделать это можно завтра, не откладывая.
Гай Феррарс выразил свое согласие.
– Итак, мы хотим, чтобы его арестовали нынче же ночью.
Де Ревелль уставился на них.
– Сегодня вечером? Невозможно!
– Почему нет? До полуночи еще далеко. Или администрация этого графства в темноте не функционирует? – с сарказмом поинтересовался де Курси.
Шериф воззвал к их рассудку.
– Какой смысл будить наших стражников, заставлять их отправляться за Фитцосберном, а потом волочь его сюда в такой поздний час? Ему некуда деться из запертого города. Да и с чего бы? Ему же ничего не известно о вашем желании арестовать его. Это вполне можно сделать и утром.
Они спорили еще некоторое время, справедливо подозревая шерифа в том, что тот по-прежнему намеревается защитить своего серебряных дел мастера. В конце концов, они согласились, что несколько часов ничего не изменят, как только Ричард пообещал, что с первым лучом солнца отправит стражников арестовать Фитцосберна, чтобы он предстал перед судом графства, заседание которого открывалось в девятом часу утра.
Со вздохом облегчения де Ревелль смотрел, как двое знатных господ покидают его кабинет, а за ними сквайр с трудом тащит полупьяного Хью. Пошатываясь, он вернулся в спальню и скинул с себя верхнюю одежду, проклиная Фитцосберна, своего зятя и всех, кто еще оказался замешанным в эту историю.
Дрожа от холода, он забрался под одеяло и прижался к своей супруге в надежде согреться.
– Господи, женщина, – пробормотал он, – твои ноги так же холодны, как и твое сердце.
Глава семнадцатая,
в которой коронер Джон принимает
заявление умирающего
Зал собрания графства размещался во внутреннем дворе Рогмонта – простое, незамысловатое здание, крытое каменными плитами. Зал был огромным, никак не меньше амбара, с широкими дверями с одной стороны. Внутри было пусто и голо, если не считать деревянной платформы на возвышении у одной стены. На ней стояли скамейки и табуреты для официальных лиц, клерков и прочих помощников и наблюдателей, которые присутствовали на заседаниях. В те редкие дни, когда здесь появлялся Королевский суд, зал прихорашивался, для судей приносили стулья с высокими спинками, а по стенам и над помостом развешивали стяги и драпировки.
Свидетели, члены жюри, обвиняемые, стражники и зрители толпились вперемешку на утоптанном земляном полу, и нынешним утром их было больше, чем всегда. Все нетерпеливо ожидали начала заседания.