– Понимаете, страшно не то, что он говорил, а как он это говорил, – всхлипнула она, вытирая тыльной стороной ладони щеку. – Он смотрел на меня так, как будто я его злейший враг, как будто он ненавидит меня.
– Мама, может быть, ты накручиваешь себя зря? Ничего уж такого страшного не произошло, подумаешь, ну, не поночует ночь или две дома, не конец света. Никуда он не денется, вернется, – уверенно проговорила Алена.
– Светлана Николаевна! – произнес Ваня. – С мальчиками это бывает, я и сам не раз уходил из дома. Это возраст такой, поверьте. Все гораздо проще, чем вы думаете. Вы замечательная мама, и Володька непременно к этому придет, только для этого ему нужно время. Он же должен всем доказать, что он уже самостоятельный и взрослый.
– А по-другому об этом сказать нельзя было?
– Наверное, по-другому он не сообразил, – улыбнулась Алена, сочувственно глядя на мать.
Она была полностью согласна с Ваней, что у Володьки временный заскок, но мать было искренне жаль, и, если бы Володька сейчас подвернулся ей под руку, не задумываясь, сняла бы ремень с вешалки и выдрала его безо всяких сожалений. Тоже мне, нашел, на ком тренироваться, права он отстаивает, а мать с ума сходит.
– Светлана Николаевна, это нужно пережить, – мягко сказал Ваня. – Самое лучшее, что мы сможем предпринять, – это узнать, где он и с кем, но трогать его не стоит. Пусть эта блажь пройдет. Дело молодое, он ей скоро надоест, да и кормить его вечно никто не станет, так что хочет он этого или нет, а вернуться ему все равно придется.
– Ты думаешь? – проговорила с надеждой Светлана.
– Тут даже и думать нечего, – с уверенностью откликнулся Иван.
Через час, когда чашки были помыты и первая буря утихла, Светлана отправила ребят спать. Через тонкую перегородку стены уже доносился раскатистый храп Ивана, небо над крышей соседнего дома потихоньку подергивалось предрассветной краснотой, а Светлана все лежала на кровати с открытыми глазами, и душа ее тревожно ныла, будто роняя капли горькой горячей боли. Ощущая в горле липкий густой ком обиды, она слушала раскатистые неровные удары сердца, молоточками стучащие в ушах и тупым громыханием отдававшиеся в мягких перьях туго набитой подушки. Слез не было, но воспаленные от бессонной ночи глаза горели, будто засыпанные мелким колючим песком. Закрывая веки, Света ощущала, как невидимые твердые песчинки царапают поверхность глаз, оставляя за собой тонкие, словно волос, невесомые ссадины.
Отчаявшись уснуть хотя бы ненадолго, она встала и, не включая света, на цыпочках, боясь разбудить ребят, прошла на кухню. Через шторы было видно, как, прищурив хитрые кошачьи глаза, играли желтыми усиками уличные фонари и как, растворившись в густой мути предрассветного неба, зияли пустыми провалами слепых глазниц дремлющие дома.