— Чтобы правильно ответить на те вопросы, которые потом мне зададите вы, сначала нужно, чтобы я получил ответы на те вопросы, которые задам вам я, — сказал Мем.
— В опасную игру играешь, — государь покачал головой, потом положил ногу на ногу и взял себя за колено сцепленными пальцами. — Ну, предположим, я отвечу.
— Тогда я спрошу. Чего конкретно вы боитесь?
— Того же, чего боятся все. Предательства.
— Предательства близкого человека?
— Можно сказать так.
— Вам могут выдвинуть условия или просто повернут дело так, что ваше участие в принятии решений будет минимально?
Государь поглядел слегка удивленно:
— Однако, ты формулируешь… Не знаю. Раньше я мог предполагать с достаточной долей вероятности. Теперь просто не доверяю никому.
— Может быть, зря?
— Может, и зря. Но осторожность никогда не бывает лишней.
— Зато подозрительность бывает. А почему тогда вы решили, что можете доверять мне? Потому, что ваш отец считает меня окончательным и бесповоротным болваном?
Молодой император невесело усмехнулся. Мем продолжил:
— Если я скажу вам, что опасность предательства с той стороны, откуда вы ее ждете, мнимая, вы поверите?
— Без доказательств — нет.
— Вы ведь… видели вашего сводного брата?
Перед ответом государь помедлил.
— Я видел некого человека, который может быть моим братом и может не быть им. Подходящие возраст и внешность — еще не причина считаться чьим-либо родственником. Но мой отец… он слишком щепетилен в семейных делах. К тому же, я знаю, что он всегда ждал к себе в Столицу не меня, а другого. Если бы другой приехал вовремя — не я сейчас держал бы таргский жезл власти. И, поверьте мне, господин следователь, — обращение было произнесено без тени иронии, — я вовсе не власть боюсь потерять. Я и без таргского Жезла Власти проживу прекрасно. Мне не больше всех надо в этом мире. Я не хочу терять веру в человеческую искренность и доверие. Я не хочу, чтоб мне противно становилось жить. Я — не хочу, а жизнь меня заставляет. И я могу простить, когда мне лгут, но не могу, когда меня используют. Понимаешь меня?
Мем пожал плечами:
— Очень даже. Мне самому не по душе, когда мной распоряжаются, словно игрушкой. Но я человек маленький. Я могу перетерпеть.
— Вот-вот. Сначала перетерпеть, потом отыграться. Это не по моему характеру. Мне легче уйти, чем терпеть. Совсем уйти. Все оставить, бросить их, и пусть дальше сами. У них есть другой наследник, а я в Островном Доме человек посторонний. Меня уговаривали, уламывали стать императором, заставляли чуть ли не силой. Сам я не хотел. Ну, ладно, я могу признать: были обстоятельства, благодаря которым в тот момент я согласился бы на что угодно, лишь бы забыться, но теперь это закрытая страница моей жизни. Я… не знаю, как еще объяснить тебе, Мем, чтоб стало понятно мое отношение. Меня предали уже одним тем, что не сообщили мне вовремя. Не поставили меня в известность, что другой здесь и ищет встречи. Я ничего не знал весь зимний год. Теперь я бегаю по городу, как последний идиот, и пытаюсь возродить надежду, будто у меня есть друзья, есть семья и можно верить людям. Будто я нужен не только для того, чтобы под маской Справедливости хоть кто-то находился. Но чем больше я узнаю о реальных событиях, тем хуже и хуже мое положение выглядит для меня самого.