Пули били рядом, разбрызгивая осколки льда. За спиной кто-то остервенело матюкался.
Всё укрыла снежная круговерть. Метель — на счастье или...
Начинать атаку в таких условиях было безумием. Они обрекали себя на бессмысленную гибель. Либо от пуль, либо от метели.
Поэтому они сделали единственно возможное, что можно было успеть до того, как метель набёрет силу, — попробовали вернуться туда, откуда начали свой последний, как им казалось, бросок — на пост.
Немцы прекратили стрельбу — снежная завеса разделила врагов. Положили на лыжи раненого в ногу Назарова и убрались, пока метель не разошлась так, что ни зги не видно. Щербо немного задержался, время от времени пуская поверху короткие трассеры. Трассирующими пулями он показывал направление старшине.
Быстрее, быстрее! Злость на себя и на фашистов рвалась наружу, но Щербо подавлял эмоции и продолжал плавно и расчётливо нажимать на спуск.
Рядовой Фердинанд Альфертс ощущал себя героем — он предотвратил вторжение красных! Одного свалил прямо с верёвки, и, хотя второй исчез бесследно, майор Гревер представил Альфертса к награде. И не к какой-то задрипанной медальке, а к Железному кресту!
Приподнятое настроение Фердинанда омрачил фельдфебель Гайзер, приказавший ему вместе с Куртом Гайсом отремонтировать чердак.
— Так я же, господин фельдфебель, только-только сменился...
— Молчать! Тот косоглазый успел там такого натворить, что не до разговоров! Ковырялся, видать, с полчаса. А вы где были всё это время, хотел бы я знать? Сопли на кулак наматывали? Вам бы для караулки ещё чистое белье и мягкую перину выдавать! Будь моя воля, я бы не то, что Железный крест не дал, а и на гауптвахту вас посадил.
«И таки засадил бы, гад!..»
Альфертс торопливо проглотил кружку жиденького, но очень горячего кофе и полез на чердак.
«Да ладно, не тужи, солдат. Обязанность фельдфебеля — глотку драть и придираться, а наше дело телячье. Хорошо, хоть живым остался. Да и смену свою не достоял».
Курт приволок лестницу, и вдвоём они управились за какой-то час. Гайс до войны плотничал в Гамбурге и для него это была привычная работа, даже в охотку. Если бы не холодина, можно было бы не торопиться, потянуть время. Рубанок держать в руках гораздо приятней, чем автомат. Но ветер усиливался, и снег, сухой и твёрдый, болезненно сёк лицо.
Когда Альфертс завинчивал последний шуруп, закрепляя новый засов, вдруг послышалась стрельба.
«Кто это шпарит? Наш МГ... Неужто красные опять напали?! Совсем обнаглели. Этих головорезов здесь, наверное, целая сотня! Ещё и не одна...»
Сверху он видел, как Гайс быстро собрал инструмент и метнулся за угол. Покоряясь порыву — быть там, где заваривается каша (таким уж он был человеком) Фердинанд Альфертс спрыгнул с лестницы и бросился вдогонку за Гайсом. Когда они вдвоём подбежали ко входу, то увидели начальника экспедиции, припавшего к пулемёту и щедро поливавшего звонкими очередями караульную смену. Рядом с майором торчала оторопелая пулемётная обслуга. Гайс и Альфертс присмирели.