Он вспомнил, как его охватил панический страх в тридцать четвёртом, когда они расправились с Штрассером. Просто пристрелили, как бешеную собаку, без суда и следствия! Политического деятеля, обладавшего в Германии огромным влиянием! Секретарём у Штрассера служил Геббельс, адъютантом — Гиммлер!.. Но потом секретари и адъютанты становились министрами и рейхсфюрерами, и... возобладала национал-социалистическая законность. Теперь — судят. Вся судебная процедура длится две минуты, зато всё «законно». Так всегда бывает, когда к власти приходят адъютанты. Если бы был набожным — помолился бы...
Господи, я же пылинка в этом мире, чем я могу им мешать? Пылинка? Он улыбнулся своей наивности. Нет, конечно, его скромная персона ни на миг не обременит память «вождя», поэтому глупо полагать, будто фактом своего существования он вызывает у того хоть какие-то опасения. Он для нынешнего Адольфа Гитлера — ничто. Но запущенная машина террора действует уже самостоятельно. Машина истребления и страха чистит, перемалывает, выравнивает... Без эмоций, а значит, без сомнений.
Им нужен только повод. Партийный суд скор на расправу. Не истина и не вина подсудимого интересует судей, а мера его потенциальной опасности для партии. Да, он действительно опасен. Его знали за пределами Германии благодаря работам о динамике оледенения, у него была определённая репутация и вес в научном мире, он имел выход на интеллектуальные круги Европы. Гревер сдержал вздох, — где она теперь, Европа? Он представил себе плешивого чинушу из партийной канцелярии на элегантной мюнхенской Бриннерштрассе, его коричневую рубашку, лоснящуюся на локтях; скуку на лице; потный лоб и скрипение пера... Неужели в его личном деле, хранившемся в «саркофаге» Барловпалаца, они до сих пор не нашли никакой зацепки для себя? Неужели он настолько безупречен в тех бумажках, аккуратно подклеенных, подшитых, рассортированных? Или же им непременно нужно что-то свеженькое, неопровержимое? — Интересно было бы взглянуть на те бумажки, — как-то отстранённо подумал Гревер. — Теперь я понимаю, почему на должность командира взвода охраны в мой отряд назначили гауптмана, а не обер-лейтенанта. В радиотехнике он не смыслит, а мне был нужен высококлассный специалист. Других подходящих должностей просто нет, а быть балластом в экспедиционных условиях Арктики непозволительно никому. Даже самому ревностному национал-социалисту. И хотя забот во взводе охраны, который фактически является в то же время и рабочей командой, хватает, Айхлер себя не переутруждает, — переложил все хозяйственные, да и оперативные дела, на обер-фельдфебеля Рана. За собой же оставил лишь функции шприца для идеологических инъекций. Как же его нейтрализовать? Когда мой подчинённый имеет право самостоятельно выходить в эфир и к тому же ещё и личным шифром владеет... Опередить? Как? Помешать ему я не в состоянии, могу только приказать начальникам смен сообщить мне в случае, если Айхлер подаст заявку на передачу. Но тогда уже будет поздно, радиограмма уйдёт в Коричневый дом, и через два месяца, лишь только я сойду с трапа «Ростока», на берегу будут поджидать мускулистые здоровяки с машиной.