"Те не будешь переходить реку у Дривабора. Найди другое место”.
— Но другого места нет! Это же единственный мост!
"Мост тебе не потребуется. Средства переправы окажутся в том месте, которое ты изберешь”.
— Лодки? Нам придется строить лодки?
"Средства переправы у тебя появятся, когда наступит срок”.
— В разгар лета?
"Да”.
— Как же я узнаю, что день наступил?
"Так же, как ты узнал о том, что следует отправиться в Фадари Ту, как узнал о том, что следует искать пещеру”.
— Ты мне скажешь? Значит, ты будешь часто общаться со мной? Неужели я должен стать твоим оракулом?
"На оракулов для меня наложен запрет. Возможно, я буду говорить с тобой, а возможно, и нет. Пока я не могу этого предсказать”.
На самом деле Назакри почувствовал облегчение. Ему страшно не хотелось становиться ни жрецом, ни оракулом. Он был более чем удовлетворен тем, что является Военачальником Олнами.
"Да, и ещё кое-что, Ребири Назакри”.
— Слушаю.
"Я не требую, чтобы ты неукоснительно придерживался традиционного образа жизни. Оставаясь в шатре во время приближения зимних ураганов, ты подвергаешь себя смертельной опасности. Находи себе укрытие, когда того требуют обстоятельства. Гибель ради бессмысленных традиций, совершенно не подходящих для этих мест, вовсе не означает воздаяния почестей предкам”.
В этот миг вдруг что-то исчезло. Ребири Назакри смотрел прямо перед собой на янтарные угли умирающего костерка, зажженного в центре черного шатра. Узкая лента дневного света под нижней кромкой шатра сгинула, а на её месте возникла полоса занесенного внутрь и начинающего подтаивать снега.
Бог, дух или иная бывшая здесь только что сущность улетучилась. По крайней мере на время. Ребири не мог объяснить, как он это узнал, но то, что он это знал, не вызывало никакого сомнения.
В его памяти навсегда отложились все услышанные им слова. Он должен ждать, он не смеет пересекать реку до верхушки лета… Когда настанет час, ему об этом сообщат. Реку следует переходить не по мосту в Дриваборе, а форсировать в другом месте.
Он протянул руку к черной доске с кристаллами, поднял её и внимательно всмотрелся в темно-алый, вечно клубящийся магическим дымом кристалл.
Он меня раздражает, произнес голос. На оракулов для меня наложен запрет, сказал дух.
Но какой, с позволения сказать, бог может произнести такие слова? Как может примитивная магия смертных беспокоить бога? И кто волен что-то запрещать божеству?
Неужели тьма, заключенная в кристалле, — нечто большее, чем простая магия? Может быть, её могущество превосходит могущество богов? И почему необходимо ждать? С какой стати следует обходить стороной Дривабор?