— О, это мне уже больше нравится! — следователь хохотнул и уселся снова на стул напротив Артура, кажется весьма довольный собой, — Вы говорите, говорите, молодой человек! А то всё так невнятно, односложно, без эмоций. А душа то человеческая она вся одна огромная эмоция и есть, а если человек, чего срывает, то душа его выдает! Ведь так, Артур Львович? Прав я, как, по-вашему?
— Вы не могли бы, не отвлекаться от темы. Вы меня допрашиваете без моего адвоката.. . Я, конечно, сам согласился, но я полагал вы зададите формальные вопросы и отпустите меня, как и обещали, а вы пускаетесь в философию…
— Никакой философии, уважаемый Артур Львович! Одна психология. Вот и вы ведь обещали мне отвечать на вопросы, а по сути, не отвечаете, а тянете время. Я могу вас сейчас, на месте арестовать, отправить в тюрьму, знаете, в Большой дом, и там с вами поговорить иначе…
— Вы что, меня запугать хотите? — побледнев, произнес Артур.
— Что вы! Что вы! Но согласитесь, вы ведь ровно ничего не знаете о казематах Большого дома, а я знаю,— он приблизил свое рябое простоватое лицо к утонченному белому лицу подследственного,— бывал там и не раз.
Он откинулся на спинку стула и холодно посмотрел на скрюченную фигуру Артура, выглядевшего действительно запуганным и слабым. Следователь, кажется, уже торжествовал в душе быструю победу, но вдруг застывшее и серьёзное лицо Артура преобразилось в мгновение, и на нем появилась почти наглая, по крайней мере, саркастическая улыбка.
— А после вас, значит, явится другой следователь, и будет со мной говорить по-доброму, так?
— Ваша ирония неуместна.
— Я остаюсь здесь ждать своего адвоката, — резко объявил Артур и скрестил руки на груди.
Надо отметить, что Артур, хотя и родился на севере, но не обладал характером нордическим твердым, как известный советский разведчик Штирлиц, герой телесериала, а его характер, скорее, можно было охарактеризовать, как нордический хлюпкий! Как все ленинградские дети, он часто болел и, несмотря на рыбий жир, который с отвращением пил регулярно, рос слабым, болезненным и боязливым мальчиком.
7
Чтобы не усыпить читателя однообразным повествованием о расследовании причин смерти Льва Давидовича и поисками завещания мы будем параллельно вести рассказ о жизни господина Фридланда старшего при жизни до его странного и даже таинственного ухода из неё.
Лев Давидович порою, при всей прагматичности своего ума, уходил в реминисценции и, словно влюбленный молодой человек весь в поэтических мыслях прогуливается в Летнем саду, среди кленов, римских статуй и прудов с белыми лебедями, так и он углублялся в свои воспоминания. Он любил прогуливаться в своем прошлом, припоминая мелкие детали, звуки, запахи, слова. Он любил эти прогулки в одиночестве, легким шагом преодолевая расстояния в годы, вплоть до детского сада на улице П. у Малой Невы.