Фрейзе собрался уже идти в часовню, поднимать тревогу и призывать монахинь искать похищенного Луку, когда вдруг заметил в больничном окошке свет. Он свернул к больнице, и оттуда навстречу ему быстрым шагом вышла сестра Урсула.
– Это ты, Фрейзе?
Он, пошатываясь, подошел к ней, и она испуганно вздрогнула, увидев его окровавленное лицо.
– Господи, спаси и помилуй нас грешных! Что с тобой случилось?
– Меня кто-то ударил, – кратко пояснил Фрейзе. – А мой маленький господин и вовсе исчез! Поднимай тревогу, сестра! Его наверняка не успели унести далеко!
– Он здесь, здесь! Но словно в каком-то ступоре, – поспешила успокоить его сестра Урсула. – А с ним-то что произошло?
– Слава богу! Это хорошо, что ты его нашла. А где?
– Да только что тут. Он, шатаясь, брел по двору, а я шла к мессе. Я довела его до больницы, и там он упал без чувств. Я как раз и спешила разбудить тебя и брата Пьетро.
– Отведи меня к нему.
Она повернулась и снова вошла в дом, а Фрейзе, с трудом переставляя ноги, последовал за нею. Он увидел продолговатую комнату с низким потолком, где вдоль длинных стен стояло с десяток кроватей с жалкими соломенными тюфяками и убогими простынями из неотбеленного полотна. Впрочем, занята была только одна постель. На ней лежал Лука – мертвенно-бледный, глаза закрыты, дыхание поверхностное.
– Пресвятые отцы! – в тревоге прошептал Фрейзе. – Очнись, мой маленький господин, поговори со мной!
Лука медленно открыл свои ореховые глаза.
– Это ты?
– Хвала Господу, хвала Пресвятой Богородице, конечно же, я! Как и всегда.
– Я слышал, как ты крикнул, и стал спускаться, а потом упал с лестницы. – Лука говорил невнятно, поскольку губы у него были разбиты и сильно распухли.
– А я слышал, как ты упал. Грохнулся об пол, точно мешок с картошкой, – сказал Фрейзе. – Пресвятые отцы! Когда я услышал, как сильно ты ударился об пол, я уж думал… А потом и меня кто-то ударил…
– Я себя чувствую просто ужасно – как проклятый грешник в аду.
– Я тоже.
– Тогда лучше поспи. Мы с тобой утром обо всем поговорим. – И Лука устало закрыл глаза.
К ним подошла сестра Урсула, держа в руках большую миску с горячей водой и чистую тряпицу. От миски исходил чудесный аромат лаванды и арники.
– Позволь мне обмыть твои раны, – сказала она Фрейзе, и тот прилег на соседнюю кровать. – На вас напали, когда вы лежали в постели? – спросила у него монахиня. – Как вообще это все произошло?
– Не знаю, – вяло откликнулся Фрейзе. Он был настолько оглушен тем ударом в висок, что в голове у него по-прежнему стоял гул. Кроме того, он понимал: эта монахиня вполне могла заметить распахнутую дверь в кладовую, да и Луку она во дворе встретила. – Я ничего толком не помню, – неуклюже соврал он, и она спрашивать перестала, а принялась осторожно промывать его раны и ушибы, то и дело вскрикивая от жалости и сострадания. Наслаждаясь роскошью женской заботы, Фрейзе расслабился и, вытянувшись на кровати, крепко уснул.