— Дни моих безумств давно миновали. — Партри повернулся к стойке, превратившись в тень, рассекшую сноп света. — Не тревожьтесь, я заплатил за свечи из своего кармана. Когда мы покончим с делом, я раздам их узникам, которые по бедности не могут купить даже огарков и забыли, что такое свет.
— Вы слишком в себе уверены, — сказал Исаак. Теперь они с Даниелем стояли плечом к плечу, лицом к Партри; жар свечей обдавал их, как летнее солнце. — Мы ничего вам не заплатим, пока не получим искомого. Где узник?
— Узника нет, — отвечал Партри, — и не было. Я с самого начала вам лгал. Всё, что вы услышите сегодня о местопребывании Джека Шафто, вы услышите не от несуществующего узника, а от меня.
— Зачем вы нам лгали? — спросил Исаак.
— Чтобы добиться встречи на нейтральной территории. — Партри топнул ногой по каменному полу. — Здесь я могу изложить свои сведения без опаски.
— И что за сведения наконец? — потребовал Исаак.
— Что я — Джек Шафто, — сказал Джек Шафто. — Он же Джек-Монетчик, он же Ртуть, а равно обладатель множества других прозвищ и титулов. И что я готов окончить свою карьеру сегодня, если только мы сойдёмся в условиях.
Если цель званого вечера — свести интересных людей и поставить перед ними превосходные еду и вино, то приём у виконта Болингброка был событием года. Некоторые посетовали бы, что среди гостей слишком много вигов; что ж, Болингброк со вчерашнего дня олицетворял всю партию тори и не нуждался в свите. С другой стороны, если цель светского раута — увлекательная застольная беседа, то Эпоха Просвещения ещё не видела такого провала. Роберт Уолпол даже мурлыкал себе под нос, чтобы заполнить тишину. За столом сидели двенадцать человек; лишь двое из них — Болингброк и Равенскар — были облечены властью вести переговоры. Однако обоим, судя по всему, нравилось есть и пить в гробовом молчании. Время от времени кто-нибудь из вигов помоложе обращался к соседям с репликой; разговор несколько мгновений тлел и дымился, как искра, упавшая в мох, пока Болингброк или Равенскар не заливали его словами: «Передайте соль». Перемены следовали одна за другой, поскольку у гостей не было других занятий, кроме как жевать и глотать. Лишь после пудинга Болингброк удосужился начать гамбит.
— Милорд, — обратился он к Роджеру. — Я уже сто лет не был на заседаниях доброго старого Королевского общества. Есть ли здесь другие его члены?
Он оглядел сидящих. У него были близкопосаженные глаза и острый длинный нос: внешность скорее хищного зверя, нежели человека. Однако дурнота его вызывала не насмешку, а страх. Рот маленький, поджатый — так ведь и ружейное дуло не очень велико. Болингброк однажды совершил вылазку в мир моды, явившись к королеве в чрезмерно простом и маленьком парике, за что был спрошен ею, не собирается ли он для следующего визита к государыне надеть ночной колпак. Сегодняшний его парик не вызвал бы таких нареканий; белые локоны, ниспадавшие с плеч, доходили до середины туловища. Белый галстук, много раз обмотанный вокруг шеи, напоминал бандаж. Галстук и парик придавали голове сходство с тщательно упакованным страусиным яйцом. Сейчас она повернулось влево, затем вправо, к маркизу Равенскару, сидевшему по правую руку от хозяина.