Роман еще много рассказывал, чем катание на этом лимане превосходит достоинства всех прочих берегов, но было заметно, что на уме у него совсем не то и хочется ему говорить о другом.
– В Венесуэле девушки очень красивые, – сказал Андрей. – Говорят.
Роман рассеянно кивнул.
– Да… Не знаю…
– Здесь ракеты, что ли, раньше стояли?
– Угу. Ракеты. Раньше пограничники в полседьмого всех с пляжа сметали. – Он поднял голову, поводил лицом и прислушался. – А хороший ветер. Пойду парус набью сразу.
– Удачи, – сказал Андрей, нащупал в кармане ключ и подумал, глядя ему вслед: «Что, брат-курилка, обникотинились мы с тобой?» Щелкнул замок, душно выдохнула дверь, подалась вперед занавеска, как бессонная верная рыбачка навстречу вернувшемуся мужу. Матрас все еще лежал на полу, и ночь была точь-в-точь как вчерашняя и даже мохнатый бражник сидел на том же месте на белой стене. Но странно, не было желания поскорее все забыть, как обычно бывает в таких случаях, а напротив, легкая истома все сильнее овладевала им. Андрей переложил постель с пола на кровать, улегся, заложив руки за голову, глядя на полуприкрытую дверь, потом резко поднялся и распахнул ее настежь. Бриз тревожил занавеску, приоткрывал угол, и тогда был виден куст дрока, изнемогающий под бременем цвета. Было тихо, недалеко у рваного берега глуховато раскатывались волны. Только раз по плитам дворика прозвучали чьи-то шаги, и все опять покрыл скрипичный скрип цикад. Белье хранило ее запах, но не табака, а запах увядающих дрока и лаванды, запах консервированного ветра и звездных дорог. Хотелось, чтобы был день, хотелось лежать с ней в шезлонгах у края воды, смотреть на море, в котором позавчера утонул мальчик, и чтобы она, порывшись в сумке, попросила: «Милый, поди купи мне сигарет, ты знаешь каких», и хотелось встать и пойти, увязая в песке, к месту, где продаются сигареты, и купить их…
Перед рассветом он ненадолго задремал и видел во сне, как она ставит свою загорелую ступню на мокрую доску серфа. В утренних сумерках он вышел на улицу и поднялся по ступеням погреба. Цветы дрока покрывали их сплошной дорожкой. Дрок отцветал.
Розовая дымка всходила над постройками. Алексей Михайлович трусцой бежал в степь в майке с надписью «СССР». Белая башня маяка прочно стояла на своем месте, обращенная к морю рядом незрячих окон, блики зари путались в высоких и запутанных сферах фонаря. Чуть сиреневое море широко выбрасывало волны на песчаный пустой пляж. Справа на поверхности озера уже летали три серфа, но ее – черно-желто-белого, цвета дома Романовых, не было.