Мы свернули в проулок и подошли к крайней избе. Эта изба тоже выделялась крепким своим видом. Она хотя и не била на особое щегольство, но была чиста и поражала прочностью. Дубовые брусья, составлявшие ее стены, были в добрый обхват. Такие избы отличаются тяжелым воздухом и зимою часто бывают угарны, но им, как говорится, веку нет, и потому достаточные мужики особенно любят их. Двор около избы тоже сделан был на славу. Новые ворота из широкого теса сплошь были унизаны блестящими четырехугольниками из белой жести. Из сеней на проулок выходило крыльцо.
– Вот и дядя Захар! – сказал Левончик, указывая на мужика, вышедшего на крыльцо в то время, когда мы подходили к избе.
Я посмотрел на дядю Захара. Был он плотный и приземистый мужик с угрюмым взглядом серых маленьких глаз и крутым лбом. И этот взгляд и лоб крутой придавали ему вид человека упрямого и непокладистого. Выйдя на крыльцо, он надел шляпу, предварительно отерев платком лоб, и уселся на скамью. Мы поклонились ему; в ответ он едва приподнял шляпу и сквозь зубы спросил Левончика, что ему нужно. Левончик, слегка робея и путаясь, объяснил. Тогда Захар подумал немного и сказал:
– До Ерзаева сорок верст.
Я согласился с этим.
Захар опять подумал.
– Свезем… – произнес он неохотно.
– А цена? – спросил я.
– Цена? Время рабочее: покосы… Цена – пять рублей.
– А меньше?
– Такой у нас не будет, – сухо возразил Захар и равнодушно отвернулся от нас.
– Ну, я поищу подешевле, – сказал я.
– Ищи… – и вдруг закричал сурово: – Машка!..
На этот зов быстро явилась молодая бабенка, шустрая и миловидная. Она пугливо взглянула на старика.
– Это что? – кратко сказал Захар, указывая на лавку, и снова обратил взгляд свой в сторону.
Машка тотчас же покраснела и скрылась. А через минуту она уже усердно скребла ножом лавку и с усердием вытирала ее тряпкой.
– Так не возьмешь дешевле пяти рублей? – спросил я.
– Пока нет.
– А четыре с полтиной?
Захар не удостоил меня ответом. Лицо его как бы застыло в сухом и жестком выражении.
– Ну так и быть, – согласился я, – но только парой?
– На одной доедешь.
Сказано это было так твердо, что я не решился возражать.
– А нельзя ли у тебя чаю напиться и ночевать? – сказал я.
Захар подумал.
– Машка!.. – закричал он.
Явилась Машка. Она испуганно расширила глаза при взгляде на старика.
– Сходи к целовальнику, самовар спроси. И чаю чтоб дал. Скажи, мол, нужно, – приказал он ей.
Машка опрометью бросилась к кабаку.
– Входите, – проронил старик.
Вместе со мною взошел было на крыльцо и Левончик.
– Ты чего? – спросил его Захар.
Тот замялся.
– Нечего шлындать… Ступай, ступай…