Дмитрий заметил, как в одном колхозе девушки приводили в порядок кирпичное здание. Коренастый паренек, взбираясь по лестнице, держал в руках новую вывеску, на которой Дмитрий успел прочесть слово «Клуб».
В районном городке Золотухино Солонько, Сенцова и Бобрышев пересели на попутную машину.
В кузове Дмитрий лег на солому и, несмотря на сильные толчки, задремал. Но вскоре он продрог, и сон на свежем воздухе быстро прошел. Он сел на скамейку. Вечерело. Даль была мутная. Порывы ледяного ветра усиливались. Заиндевевшие плащ-палатки хрустели, как сухари.
— Небо серое, словно чугунное литье, — придвигаясь к Бобрышеву, проронил Дмитрий.
— Как бы метель не разгулялась. Задует она не вовремя, — поглядывая на тучи, вздохнул Бобрышев.
— У меня нога ночью болела, снег выпадет, — сказала Катя, кутаясь в полушубок.
Полуторка медленно поднималась в гору. Из-за бугра, словно причудливый гриб, вырастала наклоненная набок водокачка. Шофер свернул к железнодорожному переезду, повел машину по шоссе к темневшему вдали лесу.
— Вы слышите? — с тревогой спросила Катя.
— Это юнкерс!
— Стонет. Сильно нагружен.
— А ну, тише, — поднял руку Бобрышев и стал прислушиваться, — конечно, юнкерс, собака… впереди подводы… Наверное, заметил… Курс держит сюда. Надо предупредить. — Он стукнул кулаком по крыше кабины.
— Воздух? — поспешно открывая дверцу, спросил круглолицый шофер и спрыгнул в снег.
Дмитрий сразу оценил положение. Местность открытая. К лощине по глубокому снегу быстро не добежать. Единственное укрытие — кювет. Солонько соскочил с машины и бросился к обозникам.
— Давайте встретим как следует! — Он схватил ручной пулемет, лежавший на подводе, и, как только из-за тучи вынырнул юнкерс, скомандовал: — Огонь!
Затрещали дружные выстрелы и слились в залпы. Юнкерс отвалил от дороги, набрал высоту.
— Не нравится! Не любишь! — выкрикивал коренастый солдат.
— Заходит, снова заходит!
Юнкере, скрываясь в низких тучах, стонал над головой.
— Сбросил!
— Ложись! — приказал Дмитрий.
Он услышал, как в грохоте разрывов его сосед вскрикнул:
— Ой-ей-ей!
«Ранен, а может быть, и убит», — подумал Дмитрий, и ему стало жаль круглолицего шофера.
Солонько поднял голову и спросил:
— Что с вами?
— Сам не пойму… спина горит, но крови не чувствую… А стукнуло, как из доброй рогатки, — сказал круглолицый шофер радостным тоном и сразу помрачнел. — Кровь на снегу…
— Николай Спиридонович! Кажется, Дмитрий ранен… — голос у Сенцовой сорвался.
— Сними полушубок, Дмитрий! Катя, у тебя в сумке индивидуальные пакеты, достань! Вот чертова собака, фриц! — выругался Бобрышев.