— Вот именно! Только что́ из этого брожения выйдет — черт его знает.
— Давай броди, броди…. Когда-то еще моя бабушка говорила: «Чем тесто лучше выбродит, тем хлеб вкуснее!»
Дмитрий поправил целлулоидный воротничок и, застегнув гимнастерку, спустился с верхней полки.
Он был молод, сероглаз, ростом на целую голову выше коренастого Грачева, в плечах шире, его русые волосы, зачесанные назад, слегка вились на висках. Тот, кто впервые б увидел его, непременно подумал бы:
«Где так загорел этот майор? Словно в Крыму побывал!»
Но то был не загар. Донская пурга и сорокаградусные морозы оставили на лице майора свой след.
Солонько присел на нижнюю полку. И, очевидно, все еще о чем-то размышляя, долго разминал папиросу.
Грачев сел рядом.
— О чем поэму задумал? Прочти, Дмитрий, хоть строчку.
— Да ну тебя… — отмахнулся Солонько. — Все это наброски, сыро, не отшлифовано…
— А ты — наброски… — не унимался Грачев. — Ну, Дима… что ты, ей-богу.
Дмитрий провел рукой по лбу и начал читать неторопливо, монотонно, как бы про себя. Неожиданно запнулся и махнул рукой:
— Ну и так далее…
— Дмитрий! — встал порывисто Грачев. — Ты знаешь — я человек откровенный и всегда говорю правду. Если в таком духе пойдет, то… то ты на коне. Как здорово у тебя получился штурм сталинградского универмага. Бой хорошо передан. Здорово!
— Что здорово? — спросил Николай Спиридонович, входя в купе и расчесывая волосы.
— Да мы о стихах толкуем, — ответил Дмитрий.
— Я вам новость принес. Эх, и новость! Держу пари — не отгадаете.
— Наши продвинулись вперед? — предположил Грачев.
— Не то!
— Мы Елец минуем и едем дальше?
— Нет, все не то… А в Ельце мы действительно не задержимся, наша конечная остановка — станция Рождество, — заметил Николай Спиридонович.
В дверь постучали.
— Войдите, — отозвался Грачев.
Дверь купе с шумом открылась, и на пороге во весь свой богатырский рост предстал майор Гайдуков. Его пышные черные усы топорщились, лицо приняло грозное выражение, хотя в больших карих глазах легко можно было заметить веселые огоньки.
— Что с тобой, Виктор? — спросил Дмитрий.
— Со мной ничего, а вот что сейчас будет с некоторыми живописцами и борзописцами, это мы посмотрим. — Гайдуков стал засучивать рукава. — Я вам сейчас покажу, что такое витязь в тигровой шкуре! — Гайдуков улыбнулся, махнул рукой и стал доставать курево.
Майор Гайдуков любил хорошую шутку. Минут пять тому он стоял перед стенгазетой и раскатисто хохотал над посвященным ему дружеским шаржем.
— Черт возьми! В общем какая-то уродина, а улыбка, усы, фигура — все мое. Даже мой тулуп, который так меня грел в Сталинграде, и тот обыграли, подлецы. Вывернули мехом наружу, а внизу подписали: «Витя в тигровой шкуре». Сейчас я с этими художниками расправлюсь! — И направился в купе.